Яна Тимкова - Повесть о каменном хлебе

А Лютик пел… Кажется, еще пару раз он встречался глазами с Аэниэ, но девочка тут же отводила взгляд.

Время шло. Часы девочки показывали уже три ночи — или это уже три утра? В спортивном зале уснули почти все его обитатели, а кто не спал, предпочитал слушать Лютика из положения лежа. На подоконниках уже никто не сидел, и даже самые стойкие сползли по стеночке, подстелили под себя все, что могли, и устроились поудобнее. Из спальника совсем недалеко от Аэниэ выглядывали две головы — девушка положила голову на плечо своему парню, прикрыла глаза, а он нежно перебирал ее волосы. Та светленькая все сидела у ног Лютика, преданно заглядывая ему в рот, хотя ее заметно клонило в сон.

Аэниэ очень хотела спать, но не хотела возвращаться на «стойбище». "Досидеть бы так до утра… А там Лави уйдет куда-нибудь… Точно, она обязательно должна…" — мысли плыли и путались, — "…тогда я вернусь и посплю… Нэр тоже уйдет… Нет, не Нэр… Как его… Неважно…" Пальцы Лютика скользят по грифу. Пальцы Лютика порхают по струнам. Белые-белые пальцы — мелькающие птицы в сумраке… "Как же он играет? Ведь ладов уже не видно…" Завораживающий танец, полет… "Как красиво…"

Последний аккорд — Лютик провел по струнам неожиданно ласковым, нежным движением и отложил гитару. Сидевшая у его ног девушка встрепенулась, привстала на коленях, подняла к нему светящееся надеждой лицо — губы полуоткрыты, в глазах вопрос, но Лютик уронил ей улыбку — и поднялся. Потянулся, словно кот, одернул рубаху, несколько плавных шагов — и вот он уже опускается на колени возле Аэниэ и грациозно подносит к губам ее пальцы:

— Прекрасная леди… Леди устала? — вкрадчивый голос-шепот.

— Нет, ничего… — девочка смешалась, опустила ресницы, — я пойду… — хотела встать, но как тут встанешь, если теплые сухие ладони все еще не выпустили, все еще держат — крепко, но бережно, как птичку…

— Мне кажется, милая леди не хочет уходить, — продолжил, пристально вглядываясь, а его лицо — тени, тени не дают рассмотреть как следует, только — поблескивают глаза, только — все еще таится в уголках губ улыбка. — Может быть, я могу чем-то помочь?

— Я… — и нет слов, и перехватило горло, и попробуй объяснить, что — там, а объяснять и не надо, а мимо проплывает, кипя от злости, та коленопреклоненная девушка, и где-то в углу — жаркий шепот, и кажется, что все смотрят на нее, что все говорят — о ней, — А… Мне сегодня… негде ночева… — не может договорить до конца, тьфу, идиотка, что он сейчас подумает! — Нашу комнату уже заперли… — опять не то! И скороговоркой, мучительно вспыхнув, — Вы только не подумайте!

— Леди, я буду счастлив предложить вам лишний спальник, — серьезно, без малейшей насмешки проговорил Лютик и поднялся, и помог встать Аэниэ. Торжественно, словно на королевском балу, подвел ее к своему месту в зале, поклонился, выпустил руку. Спальное место он приготовил моментально, тем более, что все составляющие — пенка и спальный мешок — уже были развернуты, оставалось только расстелить, обернулся:

— Леди, прошу. Не побрезгуйте…

Аэниэ плохо помнила, как забралась в спальник, как застегнула «молнию», как ворочалась, пытаясь устроится поудобней — жестко, непривычно, да еще и сквозняк — вот продует, и придется весь КОН проходить с температурой и хлюпающим носом… Уже сквозь сон девочка попыталась натянуть край спальника на голову, закрыть хотя бы затылок — получилось не очень… Внезапно рядом — шаги, тихий шорох, шелест… И — кто-то устраивается вплотную, тепло чужого тела — даже через несколько слоев плотной ткани… Аэниэ резко обернулась, привстала на локте — и увидела совсем близко успокаивающую улыбку Лютика:

— Леди, не бойтесь… Вы совсем продрогли — я просто буду вас согревать, и честью клянусь — не посягну на ваш покой… Позвольте мне… — не дожидается ответа, крепче прижимается к девочке, одна его рука — у нее под головой, другая — обнимает, носом зарывается куда-то ей в волосы, и — едва слышное:

— Теплой ночи, леди…

"Что он… Зачем… Это же…" — сначала Аэниэ не могла расслабиться, но через несколько минут, убедившись, что Лютик действительно не делает никаких поползновений, успокоено закрыла глаза. Так — с Лютиком под боком — и в самом деле было теплей…

Оставшиеся дни КОНа пролетели мгновенно, и когда позже Аэниэ пыталась разложить спекшиеся в один огромный ком воспоминания по дням — ей никогда это не удавалось. Только — смех, музыка, песни с утра и до глубокой ночи, и — глаза Лютика, его тепло — совсем рядом, бок о бок, вот его рука лежит у нее на плече, вот он обнимает ее за талию, вот он поет на сцене, поет, глядя ей в глаза, поет — а потом на виду у всех целует ей руку и торжественно ведет по коридору… Лютик со стаканчиком кофе — рано утром, когда девочка только продирает глаза, Лютик в кабаке — отстаивает змеей изгибающуюся очередь, чтобы принести ей пирожок и чай, Лютик с бокалом вина — и откуда он раздобыл бокалы на КОНе, где даже дорогущее «Киндзамараули» хлещут из горла? — вечером, нет, ночью, Лютик — укладывает ее спать, баюкает на руках и, когда ему кажется, что она заснула, укладывает, укрывает спальником — а сверху еще и своим плащом, сам осторожно устраивается рядом, и утром — опять горячий кофе с булочкой…