Григорий Ряжский - Дом образцового содержания

Через полгода в квартире Стефана поселился заместитель префекта Центрального административного округа с семьей, потому что родственники у покойного так и не объявились и жилье отошло в распоряжение государства. А у государства по случайности факта оказались в наличии очередники, и поэтому лишенцам своим оно сумело оказать содействие по предоставлению жилья, принимая во внимание близость к месту работы и всякое прочее важное и исключительное.

Еще через месяц в Доме в Трехпрудном начался освежительный ремонт, затеянный начальственным новоселом. Фасад перекрасили, заменили дверные полотна в подъездах, на лестницах вывесили новые светильники, цоколь по всему периметру обложили свежим камнем, перебрали крышу, обустроили дворовую территорию, а заодно установили шлагбаум при въезде во двор.

К тому времени Гелька все еще жила в отцовской квартире, но уже минули положенные полгода, и первое судебное заседание относительно наследных прав успело состояться. Мнение судейских было однозначным – никаких заявленных истицей наследных прав у незаконнорожденной Ангелины Федоровны Хабибуллиной не имеется. Этот суд пришлось перетерпеть и по совету Розы Марковны подать апелляцию. Короче, лето ушло на судебные дрязги и потому с детками в этом сезоне не сложилось – не приехали они в Москву, как того желала Роза Марковна, не пожили на даче в Фирсановке.

Все они, и Ринат с Петро, и Сарочка, по уговору между всеми должны были прибыть теперь в столицу в мае следующего года, после того как у хлопчиков завершатся занятия в житомирской школе. К тому времени Гелька уже почти окончательно перебралась в квартиру Мирских, поскольку все суды ею были убедительно проиграны, и по этой причине квартира Федора Александровича Керенского вновь отходила в ведение местных властей. И вновь сыскался важный очередник на улучшение условий жизни в столице. Первый раз он пришел, чтобы осмотреть двухэтажные хоромы, а заодно ознакомил Гельку с нужной бумагой. Саму ее он, разумеется, не признал – сзади больше видел тогда, чем спереди. Зато она узнала его в ту самую секунду, как протянул бумагу на выселение. Это был тот самый важный человек, бывший лейтенантик, старший наряда, истребовавший у сержанта Ханютина презерватив с целью оградить себя от нехороших последствий после случки с ненароком подвернувшейся проституткой.

Важный вежливо улыбнулся и сообщил, что заезжает в ближайшую субботу. В пятницу будут вывозить имущество покойного владельца для передачи в управление уполномоченного районного органа, так что четверг, уважаемая, – последний день проживания. Поклонился и ушел. А Гелька решила, что раз так, то пусть приезжают, но только тогда она самолично произведет последнюю уборку в отцовском жилье, сметет последнюю их с папой пыль и смоет след отцовский до того, как чужак зайдет для собственной жизни. И засучила рукава…

Начала сверху, прикинув, что поднятая грязь скорей всего уйдет вниз, на первый этаж, и потому так будет верней и чище. А уж если сверху, то – с самой большой и непролазной грязи, с хламовой мастерской.

Для начала поснимала сами картины, картинки, перекошенные рамы отдельно от картин, усохшие подрамники без холстин и прочее большое и малое. Перетирать решила с большого, согласно избранному принципу избавления от грязи. Две протерла, на третьей споткнулась. Больно знакомым показался вид. Вгляделась… постояла, постояла да ахнула. Самая длинная из картин была той самой музыкантшей, гитарницей, что держала покалеченной рукой струнный инструмент на стене у Розы Марковны, – той, что злые люди унесли. А рядом, через две соседние укладки, – другая, та, где птица в человечий рост с мужиком беседовала. Вот так так! Откуда, люди добрые?

Пулей понеслась в квартиру напротив, к себе, к Мирским. Влетела, заорала:

– Роза Марковна! Роза Марковна!

– Что случилось, милая? – появилась та на Гелькин крик.

– А то! – Гелька тыкнула пальцем во входную дверь. – То, что на полатях там, у отца, картинки ваши лежат унесенные, что здесь раньше висели, – она перевела указательный палец на пустоты на стенах прихожей.

Мирская улыбнулась:

– Девочка моя, ты что-то путаешь, те работы украдены и никак у Феденьки быть теперь не могут. Просто ты наверняка немного ошиблась.

– Да какой там ошиблась, Роза Марковна, – она снова настырно ткнула пальцем в сторону лестницы. – Лежат, как новенькие, как на стене у вас висели. Я же вижу и мужик с птицей, и женщина-музыкантша.