Юкио МИСИМА - НЕСУЩИЕ КОНИ

Барону Синкаве было уже за пятьдесят. На своей даче, построенной в стиле короля Эдварда, барон по утрам прежде японских газет читал передовицу только что полученной «Тайме» и, как чиновник в английских колониях, каждый день менял белые полотняные пиджаки.

Болтовня жены барона о самой себе продолжалась уже не один десяток лет. Эта женщина была наделена свойством день за днем, снова и снова открывать в себе самой новые, изумительные качества. При этом она решительно не собиралась обнаруживать того, что понемногу располнела.

Она уже пресытилась «новыми идеями». «Собрание небесного огня», которое поддерживало движение за освобождение женщин, давно перестало существовать. Госпожа Синкава поняла опасность «новых идей» после случая со своей племянницей — та, окончив женский университет, вступила в коммунистическую партию, попала в тюрьму и, отпущенная на поруки, в тот же вечер вскрыла себе вены.

И все-таки жену барона переполняла энергия. Она не могла считать себя членом «вымирающего класса». До ужаса циничный соглашатель — муж, которого, после того как он попал в черный список у «правых», потом стали считать врагом и «правые», и «левые», и они воображали себя белыми людьми, вынужденными жить в какой-то варварской стране. Им было здесь любопытно, и в то же время они хотели вернуться «домой», в Лондон. Госпожа Синкава любила время от времени повторять: «Как я устала от этой Японии». Ее приятельница, которая путешествовала по Индии, рассказала как-то, что ребенок в знакомой ей индийской семье умер от укуса ядовитой змеи, спрятавшейся на дне ящика с игрушками, — она укусила его, когда он сунул туда руку.

— Вот такова и Япония, — сказала на это супруга барона. — Протяни сюда в шутку руку, так на дне окажется змея, которая своим ядом убьет невинного, чистого человека.

Стоял ясный вечер, едва слышно звучали голоса цикад, в небе, опрокинувшемся над головой, прогремели дальние раскаты грома. Маркиз Мацугаэ сидел в плетеном кресле, жена покрыла его колени пледом, и полыхающая красным шотландская клетка расцветила на газоне тень сумерек.

— Правительству в ближайшие месяц-два придется признать Маньчжурию, — сказал один из гостей — министр. Потом повернулся к маркизу:

— Вы ведь встречались на днях с сыном графа Момосимы, это он сказал об этом.

Маркиз только промычал что-то в ответ. «Этот тип гостям говорит о Маньчжурии, а мне о том, что это рассказал его зять. Экий умник!» После смерти Киёаки супруги Мацугаэ всячески избегали участвовать в разговорах о женитьбе чужих сыновей, но в последнее время раны понемногу затянулись, и они стали принимать участие в разговорах, темой которых была деятельность управления двора.

Тропинка меж деревьями в роще спускалась к горной речушке, в той же стороне темнела вечерняя Асамаяма. Было непонятно, где это грохочет гром. Гости наслаждались сумерками, потихоньку скрадывающими лица и движения рук, дальние, тревожные раскаты грома наполняли душу бодрящей свежестью.

— Ну, все собрались, теперь время явиться господину Курахаре, — сказал барон Синкава жене, все засмеялись.

У Бусукэ Курахары была привычка всегда приезжать последним. Однако это весьма умеренное опоздание значило многое.

Он не следил за собой, но это не выглядело нарочито, официальные разговоры вел всегда чрезвычайно любезным тоном, и ничем не походил на тех финансистов, которые появлялись на карикатурах «левых». Он непременно садился на свою собственную шляпу, вторая пуговица пиджака была застегнута на третью петлю, галстук, как правило, оказывался поверх воротника, а за хлебом он всегда тянулся к тарелке справа.

Бусукэ Курахара летом проводил уик-энды в Кураидзаве или в Атами в местечке Идзусан. В Идзусане он владел довольно большим садом мандариновых деревьев и очень гордился теплым блеском и сладостью созревавших там плодов; ему, с радостью раздаривавшему свои мандарины не только знакомым, но и нескольким бесплатным больницам и детским приютам, было трудно понять, почему это некоторые люди им недовольны.

Вообще-то почти невозможно было представить себе человека, в котором бы соединились столь жизнерадостный облик и поведение со столь пессимистическими взглядами на общество. Гостям, собравшимся на даче Синкавы, было приятно пощекотать себе нервы, слушая, как из уст этого человека, стоящего на вершине финансового капитала Японии, звучат рассказы о печальном, гибельном, тревожном будущем страны.