Юкио МИСИМА - ХРАМ НА РАССВЕТЕ

— А гости?

— Все в саду. Там жарко, зато ветерок. Выйдете в сад?

Кэйко ни словом не обмолвилась об Йинг Тьян.

Через дверь в углу комнаты они вышли на каменную площадку перед садом. На газоне в тени больших деревьев были расставлены плетеные стулья и столики. На зелени газона сияли красками наряды женщин в причудливых шляпках.

Подойдя поближе, Хонда обнаружил, что тут собрались в основном пожилые дамы, он был единственным мужчиной. Знакомясь с ними, он чувствовал себя явно не на месте, и каждый раз, глядя на протянутую ему руку со старческими пятнами на розоватой коже и морщинистыми пальцами, колебался, прежде чем пожать ее, — ему казалось, что он в полутемном трюме, наполненном сушеными фруктами.

Пожилые европейские дамы, не обращая внимания на разошедшуюся на спине молнию, визгливо смеялись, раскачивая широкими спинами, было непонятно, куда смотрят синие или бурые зрачки их пронзительных, ввалившихся глаз; выговаривая слова, они раскрывали темный рот так широко, что видны были миндалины, изо всех сил пытались завязать разговор и ногтями, покрытыми ярко-красным лаком, хватали сразу по два-три маленьких тонких сэндвича. Потом вдруг неожиданно обращались к Хонде, рассказывая, что по несколько раз были замужем, и интересуясь, правда ли, что японцы тоже часто разводятся.

Яркие цвета одежды гостей, прогуливавшихся по тропинкам между деревьями, терялись в кустарнике. Тут у входа в рощу появилась новая фигура. В окружении европейских дам оттуда шла Йинг Тьян.

В груди у Хонды бешено, толчками застучало сердце. Оно, оно, это биение и имеет значение! Благодаря ему человеческая жизнь перестает быть твердым телом и превращается в жидкость, даже в газ, уже одно то, что сердце готово было выскочить из груди, стало для Хонды великим благом. Кусочек сахара растаял в чае, здания стали ненадежными, балки мостов — хрупкими, как леденец, а человеческая жизнь приобрела тот же смысл, что и молния, шелест мака или колыхание шторы… Чувство удовлетворения и чувство стыда после похмелья смешались и повергли Хонду в транс.

Величайшей радостью для Хонды стало то, что когда зажатая между двумя высокими старухами Йинг Тьян, одетая в розовое платье без рукавов, со спускавшимися на плечи черными волосами, вышла из тени деревьев под яркие солнечные лучи, все это вдруг напомнило ему поездку с маленькой принцессой в Банпаин.

Рядом с Хондой мгновенно оказалась Кэйко.

— Ну как? Я сдержала свое обещание, — прошептала она ему на ухо.

В Хонде вдруг проснулась маленькая девочка, он испугался, что если сейчас не уцепится за Кэйко, то не найдет выхода из своего положения. С необъяснимым ужасом он смотрел, как шаг за шагом с улыбкой приближается к нему Йинг Тьян.

— Вам надо вести себя спокойно, как ни в чем небывало. Лучше ничего не говорить о том, что произошло в Готэмбе, — опять прошептала ему Кэйко.

К счастью, на середине газона с Йинг Тьян заговорила какая-то женщина, и она остановилась. Она еще не заметила Хонды. Йинг Тьян, которая стояла буквально в нескольких шагах, казалась чудным плодом, апельсином — созревший, наполненный соками, он висит на расстоянии протянутой руки. Хонда медленно рассматривал ее грудь, ноги, открывшиеся в улыбке белые зубы. Диковинное растение, выросшее под жгучим летним солнцем. А там, внутри, наверное, пронизывающий холод.

Когда Йинг Тьян наконец присоединилась к их группе, было непонятно — то ли она действительно не заметила Хонду, то ли сделала вид, что не заметила. Кэйко обратила ее внимание на присутствие Хонды:

— А вот и господин Хонда.

— Ах, — на ее лице, когда она обернулась к Хонде, была только улыбка, никакого напряжения. В лучах летнего солнца лицо Йинг Тьян ожило — губы по-детски больше обычного расслаблены, строгой линией тянутся блестящие брови, цвет кожи лица имеет сияющий янтарный оттенок, большие черные глаза. Это лицо приветствовало лето. Лето снимало ее скованность, она окунулась в него, словно в ванну, где можно спокойно вытянуться всем телом. Естественность всего ее тела казалась даже непристойной. Ложбинка между холмиками груди вызывала в воображении душную влажную теплицу, только лету были известны покоившиеся там тайны.

Взгляд Йинг Тьян, протянувшей руку, был равнодушен. Хонда сжал ее руку своими дрогнувшими пальцами. Перстня с изумрудом на пальце не было. Хонда, заметив это, понял, что на самом деле хотел проиграть заключенное с самим собой пари, он предугадал, что столкнется с холодным отказом. Хонда поразился тому, что даже ее холодность нисколько не повлияла на его настроение — он парил в радостных, смелых мечтах.