Александр Проханов - Гибель красных богов

Поляну, где они стояли, накрыло пышное белое облако с голубыми клубами. Заслонило солнце, и поляна осветилась иным светом, исходящим из трав. Воздух в легком сумраке переливался, мерцал, будто каждая молекула таила в себе разноцветную капельку света. Белосельцев протянул руку, и она покрылась цветастой пыльцой, словно он коснулся бабочки, которая оставила на пальцах драгоценные чешуйки.

– С тех пор у Юрия Владимировича начался период изучения и поиска. Никому не открываясь, пользуясь абсолютным доверием руководства, он работал с архивами КГБ. Читал протоколы допросов. Встречался с уволенными сотрудниками, пережившими хрущевские чистки. Посещал семьи расстрелянных офицеров и генералов КГБ, беседуя с их родственниками. Штудировал подшивки старых газет, постановления партийных пленумов. Одолевал груды научных трудов, написанных в сталинское время. Требовал к себе в кабинет личные дела узников ГУЛАГа и работников научных «шарашек». И постепенно ему открывался тайный, грандиозный план, составлявший сущность красного смысла, содержание Октябрьской революции. Проект, над которым работали основатели партии еще в свой швейцарский период. Этот проект, после троцкистско-бухаринских процессов, когда были расстреляны главные его создатели, был передан Сталиным в НКВД, под личное кураторство Берии. Истинное его содержание тщательно скрывалось. Но для общества и народа, который был мобилизован на воплощение проекта, он назывался «Сталинский план преобразования природы»…

Белосельцеву казалось, что в составе слов присутствовала иная, неизрекаемая сущность. Глубинный, донный смысл. Как под этой поляной таилась другая, сокровенная поляна, откуда истекал необъяснимый свет, создававший загадочное мерцание воздушных молекул. Земля на поляне дышала, просвечивала, травы меняли цвет, звучали, пели, словно на них направляли лучи светомузыки.

– Этот «Сталинский план преобразования природы», который наивные адепты трактовали как борьбу с суховеями, насаждение лесозащитных полос, уничтожение сусликов и выведение ветвистой пшеницы, на самом деле предполагал создание иной истории, иной физики, иного пространства и времени. Иного бессмертного человечества, которое побеждает индивидуальную и родовую смерть, исключает страдание, поедание одной твари другой и предполагает оживление мертвых планет, умерших людей, латание черных дыр Вселенной, победу над третьим законом термодинамики, и, в сущности, достижение Рая как высшей цели исторического и галактического развития. Другими словами, воплощение сокровенной мечты человечества в ее русском, предельном варианте. Когда Юрию Владимировичу открылся замысел, общий контур проекта, он начал его прописывать. Овладевать необходимыми знаниями, которых он был, естественно, лишен в силу своего усеченного советского воспитания. Он читал первоисточники – «Голубиную книгу», «Слово о полку Игореве», русские волшебные сказки, трактаты отцов церкви, труды Плотина и Блаженного Августина, русских космистов, «Философию общего дела» Федорова. Особенно тщательно он выискивал всякие сведения о Рае – о его размерах, устройстве, видах деревьев в райских кущах, наименованиях плодов на райских деревьях. Так он убедился, что Мичурин выводил не какие-то сорта груш и яблок для Заполярья, а воспроизводил в своем саду райские деревья для последующих райских насаждений на иных планетах. Также он убедился, что теории Лысенко о внутривидовой общности и вневидовой борьбе описывают законы будущей, примиренной в своих проявлениях райской жизни, когда лев не поедал овцу, а орел не умертвлял голубицу. А открытия Лепешинской, так жестоко высмеянные и отвергнутые хрущевской наукой, предвещали синтез жизни на мертвых планетах. Большая советская энциклопедия, редактируемая лично Сталиным, где были переосмыслены и переименованы все понятия и явления нынешнего мира, была прообразом будущего сотворенного мироздания, где человеком уравнивались пространство и время, давалось название множеству несуществующих сегодня форм и явлений. А его «Вопросы языкознания» были устремлены на воссоздание довавилонского, райского праязыка, когда люди не только понимали друг друга, но и владели языком птиц, цветов и камней…

Белосельцеву чудилось, что у него разбудили дремлющую память. Он все это знал и предчувствовал еще в школе, где в классе висели плакаты с убегающими в бесконечность лесозащитными полосами, с голубыми потоками и водохранилищами в окаймлении бетонных плотин, над которыми возвышался Вождь, спокойный и мудрый, глядящий прищуренными, чуть утомленными глазами в бескрайние дали времен.