Марина Ли - Детский мир

– Поняла, – я оттолкнулась от стены и шагнула к девчонке. – Я всё скажу.

– И без фокусов!

– Какие фокусы? – я улыбнулась ей дрожащими от страха губами. – Я не из фокусников. Информация просто несколько интимного характера. Я подумала, что ты не захочешь, чтобы об этом узнал кто-то ещё.

Она и в самом деле не захотела, а я выяснила, что для того, чтобы убить человека, оружие нужно не всегда. Иногда может хватить навыков, полученных на уроке борьбы.

– Бывает такое, что человека ударили ножом в горло, а он остался жив?

Северов переглянулся со Зверем и осторожно заметил:

– С некоторыми и не такое случалось. И ничего… выжили… Оля, ты сейчас про Соратника говоришь?

– Наверное, хорошо, что он там остался, – пробормотала я. Это были первые мои слова после истерики, которую я устроила Северу, когда он меня нашёл. Поэтому обращался он со мной, как с хрустальной вазой, боясь даже дышать в мою сторону, не то что задавать вопросы о том, что случилось.

– Он остался… у диких? – спросил Зверь и облегченно выдохнул.

Они не дикие. Дикие, скорее, мы. Последние три дня меня в этом убедили.

– Давно ты знал? – я посмотрела Северу в глаза, а он не отвел взгляда. – И как я должна к этому относиться?

Мы сидели в углу большого спортивного зала, выделенного мэрией Новокопска для беженцев с Северного кордона, и ждали платформу из Корпуса.

– Что мне думать, Арсений Северов? – странно, но я совершенно не была напугана. Мне, если честно, было совершенно всё равно. Даже если бы парень вдруг решил, что я знаю слишком много и лишнего свидетеля необходимо убрать. – Мне безмерно льстит, что ты бросил все свои дела ради того, чтобы найти меня. Но меня пугает то, что вы все связаны с теми людьми.

Север открыл рот, чтобы что-то произнести, но я подняла руку в предостерегающем жесте.

– Когда ты говорил про то, что одиночками затыкают дырки – ты это имел в виду? Это что, какая-то проклятая работорговля? Четыре человеческих жизни в обмен на что?

– Всё не так… – проворчал Зверь.

– Всё именно так, – огрызнулась я. – Я пока ещё в своём уме.

Ладно, маленькая оговорка, о которой моим собеседникам не стоит знать. Я, определённо, была слегка не в своём уме, когда сделала изначально неверные выводы насчёт того, кого дикие винят в падении северного кордона. Но мою легкую невменяемость легко можно списать на шок от произошедшего накануне. Что же касается остального…

– Я прекрасно слышала, как тот мужик сказал Соратнику, что Зверь обещал им четверых, вот они четверых и взяли.

– Они что же, обсуждали это при тебе? – Север изумлённо приподнял брови.

– Почти… Неважно… – нет сил думать о том, почему я понимала, о чём тогда за стеной говорил Соратник и его семья. Боюсь представить, откуда в моей памяти взялся этот скрытый резерв.

В голове снова взвизгнула не отпускающая уже несколько дней боль, и я уже привычным жестом попробовала запихнуть её поглубже, прижав холодные пальцы к вискам.

– Оля, тебе плохо?

Столько заботы в голосе.

– С чего бы? – не открывая глаз, ответила я. – За последние три дня столько всего произошло. Я почти приняла участие в постановочном бою, который условно дикие люди провели с условно самоубийцами из Детского корпуса, чтобы похитить четверых человек. Я узнала, что окружающие меня люди ведут двойную жизнь…

Совесть жалобно всхлипнула после этих моих слов, намекая, что цесаревне должно быть стыдно, что у цесаревны у самой не один скелет спрятан в шкафу. Но стыдно не было ни капли.

– Плохо ли мне? Точно не из-за того, что у меня открылись пугающие способности. Не из-за того, что на моих глазах убили человека, которого я считала своим другом. И эта смерть послужила толчком к тому, что я и сама едва не стала убийцей. Фоб, в котором мы летели, был сбит направленным ударом со стороны Яхона, хотя на нём были наши опознавательные знаки.

Я замолчала, переводя дыхание и думая о том, что если бы тот снаряд не попал в нас, моё «едва» трансформировалось бы в «уже». Маленькие человечки в моей голове стучали маленькими молоточками по моим усохшим мозгам, заставляя меня вспоминать снова и снова, как я лежу на полу фоба, а к моей груди прижимаются лопатки Птицы. Мои руки на её шее. Она дёргается и безжалостно раздирает ногтями кожу на моих предплечьях, но я терплю, зажмурившись, и вслушиваюсь в хрип. Жуткий хрип, который прорывается даже сквозь стук маленьких молоточков в моей голове. А затем мир перевернулся с ног на голову, нас закружило и затрясло, болтая по фобу, как кусочки фруктов в блендере.