Яков Шехтер - Вокруг себя был никто

– Вот ведь как, получается, – рассуждал Абай, – если факт любовной связи Пушкина с Елизаветой Ксаверьевной подлинен, то нынешняя английская королева, через Софью, дочь Пушкина и Воронцовой, его потомок, а вместе с ней и весь королевский дом Англии. Это значит, что Пушкин повлиял не только на Россию, но и на судьбу всей Европы. Человек предчувствует свою судьбу, его звезда видит будущее, и знание отсвечивает на личность. Отсюда интуиция, предчувствия, пророчества. Пушкин не зря сравнивал себя с Байроном, звезда нашептывала. Оба изменили лицо Великобритании, один через стихи, другой через корону. Возможно, ощущая свое предназначение, Пушкин не зря так стремился быть принятым при дворе русского императора.

Но, если связь его с Воронцовой была всего лишь платоническим увлечением, а общая дочь не более чем рекламный трюк Гейченко, тогда эти факты нуждаются в совершенно иной интерпретации.

О Семене Степановиче Гейченко я впервые услышала от Абая, в глиняной сакле, посреди арыков и хлопковых полей. Внезапно прервав ход рассуждений, Абай вытащил из-под одеяла настоящую флейту, приложил ее к губам и завел неспешную, осторожную мелодию, похожую на свист ветра в саксауле, на песнь одинокого пастуха, на шуршание барханов. Я зачарованно слушала, а когда мелодия прервалась, спросила, вспомнив, наконец, о цели моего приезда.

– Скажите, а где Мирзабай?

– Не говори мне вы, – ответил Абай, укладывая флейту на место. – Мы с тобой одной крови, ты и я. Правда?

– Правда.

– Где Мирза… Утром пошел на Султан-бобо, а когда вернется, никто не знает. Может через час, может через неделю.

– Что такое Султан-бобо?

– О-о-о... – многозначительно протянул Абай. – С этого следовало начинать. Рассказ длинный, но ты ведь не спешишь?

– Нет, я уже никуда не спешу.

Я и вправду никуда не спешила, от Абая исходила восточная нега, забытое Западом блаженство полуденной дремы, медленных закатов, мерного позванивания колокольчиков верблюжьей упряжи. Сладкая истома заполнила меня до самого верху, не хотелось больше никуда бежать, ни о чем заботиться, я приехала, я под крылом Мастера и спокойно плыву в его русле.

«Мастера? – спросила я себя. – Уже Мастера? Да, – последовал ответ. И даже чуть больше».

Вдруг я почувствовала, что смотрю на Абая глазами влюбленной девчонки, мое отношение к нему скорее похоже на любовь с первого взгляда, чем на отношения между духовным лидером и учеником. После я узнала: такое чувство испытывали все приезжающие, видимо, ученик чародея Абай умел влюблять в себя женщин, моментально превращая их в эмоциональных рабынь. И не только женщин.

– Мазар Султан-бобо, – начал Абай, слегка раскачиваясь, будто читая молитву, – это усыпальница Ваиса аль Карани, возвышенного Султан-Ваиса, хранителя одежды Магомета. Святой дервиш умер больше тысячи лет назад. Он всегда ходил босой, голый, чуть прикрытый паласом, выкрикивая: «Ху! Ху!». «Ху» по-арабски – «он», одно из имен Аллаха.

Изо рта Султан-Ваиса исходили только молитвы, каждый его вздох доносился до Мекки, ангелы стояли вокруг, словно верные слуги. Шагнет Султан-Ваис – и оказывается в Йемене, протянет руку – достанет Иерусалим.

Однажды пришли к нему сподвижники пророка – Абубекр, Омар, Осман и Али, принесли одежду, посланную дервишу Мухаммедом: хырку-плащ и кулях-колпак. Надел все это Султан-Ваис и предстал перед Аллахом, схватил камень и разбил себе голову, заливаясь слезами. Собрались птицы Хорезма и долго плакали над его разбитой головой.

Султан-Ваис потребовал у Аллаха всех злодеев в свое распоряжение. Возмутился Аллах:

– Зачем ты разбил свою святую голову?

– Я прошу у тебя грешных людей, – настаивал Султан-Ваис. – Я верну их на истинный путь.

Не смог Аллах отказать святому и уступил ему треть грешников, но Султан-Ваис не отступил и продолжал бить себя камнем, молясь о судьбе оставшихся двух третей. Аллах не выдержал силы молитвы и отдал ему всех.

– Твои слезы, – воскликнул растроганный Повелитель мира, – я превращу в реку.

Так возникла Амударья.

Когда хазрет Али вел войну, Султан-Ваис пошел к нему на помощь. Врагов было множество, но святой, вместо оружия, взял в полу халата девяносто шесть камней. Бросил один камень – многих врагов уничтожил, все камни бросил – врагов не осталось.

Рассказали Султан-Ваису, что в битве при горе Оход у Мухаммеда был выбит камнем зуб, и он пожелал тоже лишиться зуба. Не зная, без какого именно зуба остался пророк, святой дервиш выбил себе все тридцать два.