Ричард Йейтс - Пасхальный парад

— Что это? — тут же потребовала разъяснений Вера, которая никак не могла успокоиться из-за того, что кто-то мог поставить под сомнение ее рассказ о вылезших наружу мозгах. — Проповедь, что ли?

— Вера, полно тебе, — сказал Питер. — Я не читаю вам проповедей, сама знаешь. Это материалы, выпущенные нашей церковью.

— Мм? — Тони достал из нагрудного кармана рубашки свои очки, надел их и заморгал, уставившись на маленькую брошюру.

— Первая статья написана моим боссом, — объяснил Питер. — Ее, наверно, тоже стоит прочесть. А мой материал дальше.

— Мм… — Тони аккуратно вложил брошюрку в нагрудный карман, вместе с очками и сигаретами. — Молодец, Пит.

— Ох уж этот Питер, — по-свойски обратилась Вера к гостье. — Клянусь вам, это что-то. Представляю, как повезет с ним какой-нибудь девушке, а?

— Конечно.

— У каждого свои проблемы, — продолжала Вера. — У меня, у Тони-младшего, у Эрика… Ну, насчет Эрика не знаю. Но Питер — это что-то! И знаете, что я вам скажу? Эти женщины в Эдвардсе его балуют. Носятся с ним как с писаной торбой. Они его кормят, убирают его постель, относят за него белье в прачечную…

— Вера, ну всё. — Питер взглянул на часы. — Тетя Эмми, если вы не хотите опоздать на поезд, нам лучше двигать.

Зимой Говард собрался в очередной раз в Лос-Анджелес — с тех пор как они были вместе, это была уже его седьмая или восьмая поездка.

— Зачем мне все эти теплые вещи? — сказал он ей, когда она взялась собирать его чемодан. — Там же тепло.

— В самом деле, — согласилась она. — Я и забыла. Предоставив сборы ему, она ушла на кухню делать кофе, но затем передумала и налила себе кое-чего покрепче. Эти отъезды давались ей нелегко. Она дала себе слово не спрашивать его, входят ли в его планы встречи с Линдой. Последний раз, когда она задала ему этот вопрос, перед третьей или четвертой поездкой, все закончилось чуть ли не скандалом. Тем более, убеждала она себя, пока алкоголь разливался по жилам, что это маловероятно. Они расстались без малого шесть лет назад — шесть лет, не хухры-мухры, — и хотя время от времени он говорил о ней в своей привычной манере, за которую его хотелось убить, кажется, последние сомнения отпали: этот брак себя исчерпал.

Но в таком случае невольно возникал предательский вопрос, мучивший ее с самого начала и заставлявший ее снова и снова истерически требовать от него ответа: если брак себя исчерпал, то почему они не разводятся?

— В чем дело? — В дверях стоял улыбающийся Говард. — Ты пьешь одна?

— Ну да. Я всегда пью одна, когда ты уезжаешь. Я заранее тренируюсь, готовя себя к тому моменту, когда ты уедешь в Калифорнию с концами. Дай мне несколько лет, и я превращусь в одну из этих жутких уличных старух, собирающих пустые банки по помойкам и разговаривающих сами с собой.

— Эмили, прекрати. Ты на меня злишься. А из-за чего, собственно?

— Действительно, с какой стати мне на тебя злиться? Выпить хочешь?

Именно эта его поездка в Калифорнию как раз не дала ей повода для волнений. Он позвонил ей четыре раза, и во время последнего разговора, когда он пожаловался на усталость, она сказала:

— Говард, послушай меня. Зачем тебе искать в аэропорту такси? Я тебя встречу.

— Нет, нет, — запротестовал он. — В этом нет необходимости.

— Я знаю, что в этом нет необходимости. Просто мне хочется.

После паузы, во время которой Говард обдумывал ее слова, он сказал:

— Ну хорошо. Эмили, ты душка.

Она не привыкла сидеть за рулем его большой бесшумной машины, тем более ночью и в дождь. Ее мощь и гладкий ход наводили на нее страх — она чаще, чем надо, нажимала на тормоза, вынуждая идущих за ней водителей недовольно сигналить, — но ощущение основательности и надежности этого транспортного средства и жемчужный блеск дождевых капель на широком темно-зеленом капоте, несомненно, доставляли ей удовольствие.

Когда Говард вышел из «рукава», она поразилась тому, как он осунулся и сник, просто старик, но вот он ее увидел и обрадовался как мальчишка.

— Ух ты! Это здорово, что ты меня ждешь.

Не прошло и года, как он снова отбыл в Калифорнию, и на этот раз отсутствие Говарда прошло под знаком его молчания и ее страха. Она даже не могла его встретить, поскольку не знала, днем он прилетает или вечером, не говоря уже о рейсе. Все, что ей оставалось, — это ждать и прикладывать максимум усилий — на работе это касалось умиротворения вечно недовольной Ханны Болдуин, а вечерами ей приходилось всячески подавлять в себе острое желание напиться и уснуть.