Ричард Йейтс - Пасхальный парад

— Ты в порядке, детка? — спросил Джек. — У тебя… о господи, у тебя такое лицо, как будто ты сейчас… Постой, я расплачусь, и мы… Через пять минут мы будем в номере, о'кей?

В номере она разрыдалась, а он обнимал ее, гладил и целовал в трясущуюся голову, приговаривая:

— Не надо, детка. Я знаю, это было ужасно, прости. Черт с ними, с деньгами, ну выбросили на ветер двадцать два доллара.

— Деньги тут ни при чем.

— Значит, весь этот дурацкий вечер. Я потащил тебя к этому дому и, конечно, в очередной раз впал в депрессию. Если бы я…

— Ты тут ни при чем. Почему все должно упираться в тебя? Просто… это мой первый вечер в чужой стране, и я почувствовала… свою незащищенность.

«Я сказала правду», — решила она в ванной, пока умывала лицо и прочищала нос; но это была только первая часть правды. Вторая же заключалась в том, что она отправилась в путешествие с нелюбимым человеком.

Париж дался ей легче: все выглядело как на открытках, которые она внимательно изучала на протяжении многих лет. Она готова была исходить пешком весь город.

— Неужели ты не устала? — спрашивал ее Джек, начинавший отставать.

Здесь ему тоже довелось пожить когда-то, но сейчас, когда он трусил рядом и в его озадаченном взгляде легко читалось раздражение, это был типичный неповоротливый американский турист. В соборе Нотр-Дам, огромном и безмолвном, если бы она вовремя не придержала его, просунув сзади за ремень два пальца, он бы врезался в гущу молящихся прихожан.

Они планировали задержаться в Канне. По словам Джека, именно там он написал свои лучшие стихи, так что к этому городу он испытывал сентиментальную привязанность. Очень практично: она сможет весь день проводить на пляже, пока он трудится в уединении.

На пляже ей понравилось. Она любила плавать, а кроме того, если уж говорить всю правду, приятно было ловить на себе — девушка в бикини — одобрительные взгляды загорелых французов. Эти взгляды говорили: да, худовата и грудь маленькая, но мила, и даже очень.

После дня у моря она возвращалась в гостиничный номер, сизый и прогорклый от плавающего сигаретного дыма.

— Как поработал? — спрашивала она.

— Ужасно. — Весь осунувшийся, он мерил шагами комнату. — Знаешь, книга стихов не становится сильнее, если в ней есть хотя бы одно откровенно слабое стихотворение. А таких наберется пять-шесть. Они потянут за собой остальные, и вся книга камнем пойдет на дно.

— Отдохни денек. Пойдем завтра вместе на пляж.

— Нет, нет. Это не поможет.

Ничто не помогало, каждый день он бурчал и ворчал и наконец изрек:

— Здесь все слишком дорого. Чем тратить такие деньги, лучше поехать в Италию или Испанию.

В результате они побывали и там и там.

Архитектура и скульптуры Флоренции пришлись ей по душе — приятно своими глазами увидеть то, что ты изучала в классе по истории искусств; в лавчонках на крытом мосту она накупила сувениров для Пуки, Сары и мальчиков. Зато в Риме стояла такая жара, что, казалось, сейчас растают глазные яблоки. По пути в Сикстинскую капеллу Эмили чуть не упала в обморок, и, шатаясь как пьяная, она зашла за стаканом воды в кафе, где ее встретили не слишком любезно. Она просидела там довольно долго, уставясь на бутылку кока-колы, а когда силы к ней вернулись, побрела в их душный номер, где ее ждал Джек с карандашом за ухом и еще одним, зажатым в зубах.

Оба они сошлись на том, что Барселона — это хорошо — деревья, ветерок с моря, прохладный и недорогой номер, кафешки, где можно днем приятно посидеть и выпить пивка, — а вот Мадрид оказался таким же непроницаемым и недоступным, как Лондон. Единственное, что примирило Джека с Мадридом, — это бар в их отеле, где всегда можно было заказать «виски эскосо», и тебе щедро наливали в стакан полуторную порцию.

Домой они улетали из Лиссабона.

В Айова-Сити ничего не изменилось. При виде их домика и огромной гостиной в памяти воскресли яркие картины ушедшего года — словно они никуда и не уезжали.

Эмили поехала за Синди, которую они пристроили на время у знакомых, и когда собака, узнав ее, вся задрожала, замахала хвостом и радостно оскалилась, Эмили поняла, что все лето только и ждала этого момента.

В октябре Джек ей сказал:

— Помнишь, я поставил себе срок: сентябрь? Вот и верь после этого мне и моим обещаниям!

— Почему бы тебе не отослать рукопись в таком виде? — предложила она. — Хороший редактор поможет тебе отсеять слабые стихи. Может, даже подскажет, как их улучшить.

— Таких редакторов нет. К тому же дело не в нескольких слабых стихах — вся книга отмечена печатью немощности и неврастении. Если бы у меня хватило духу показать тебе рукопись, ты сама бы в этом убедилась. Впрочем, одним твоим советом я воспользуюсь. Я перенесу все свои материалы в маленькую комнату и поработаю там.