Владимир Топилин - Тайна озера Кучум

Братья так и сказали: «Живите, сколько хотите, хоть всю жизнь! Места хватит на всех!» Женщины поддерживали своих мужей с искренней, неподдельной радостью (таковы уж характеры жён охотников и старателей-золотарей: куда нитка, туда и иголка). Всем были отведены отдельные комнаты (Пелагии и Ченке вместе, Сергею и Уле, несмотря на гражданский брак — тоже). Столовая — в одно время. Пища из одной кастрюли. Баня — по субботам. Выход из дома в любое время, когда хочешь. Вечерние посиделки в гостиной — дружно, весело. Однако добавлялись и некоторые обязанности. Пелагия, например, в первый день заняла место на кухне. Ченка пропадала в огромной конюшне, ухаживая за лошадьми. Уля помогала горничной убирать большой дом. Сергей был занят своими делами, практически каждый день пропадал в конторе геологоизыскания с отчётами и докладами. А если и выпадало свободное время, всегда посвящал его Уле. Несмотря на добрый жест гостеприимства, первой не выдержала Ченка. Прожив три недели, она вдруг с вечера собрала свои немудрёные пожитки и рано утром, когда ещё не рассеялась предрассветная муть, оседлала оленя и уехала на прииск. Сказала откровенно:

— Моя рыпа ловить нато, зверя промышлять. Корот, отнако, дышать не могу.

Уехала не задумываясь. Не привыкла жить в четырёх стенах. Попрощалась сухо, без слёз, как будто вышла в соседнюю комнату. Зачем лишние слова? И так всё понятно. Сергею дала наказ:

— Люпи Ульку, переги, она отна. Она тебя тоже люпить путет.

А дочери хитро улыбнулась:

— Ты знаешь, гте я жить путу. Знаю, скоро приетешь. Буту жтать…

С той поры и приключилась с Улей хандра-болезнь. И чем вылечить? Неизвестно. Только одна Уля знает…

Это утро началось как обычно. В доме Вороховых вставали рано, огромное хозяйство требует ухода. А лошади и коровы не будут ждать, когда человек проспится. Так что, хозяин, вставай с первыми лучами солнца, как этого требует организм животных. Иначе проспишь весь день. Уля и Сергей не исключение. Затопали шаги по большому коридору, ухо востро — сон долой. Надо вставать.

— Лежи, отдыхай. Вам, мадам, нужен покой, — шутливо проговорил, потягиваясь Сергей.

— Нет. Шена долшна вставать раньше муша, — в тон ему ответила Уля. — Ты сегодня рано вернёшься?

— Не знаю. Как начальство… Скорее бы уж следствие закончилось. Знаю, что за мной вины нет, а всё равно чувствую не в своей упряжке, — подавленно проговорил Сергей и начал одеваться.

Завтракали в половине восьмого. После этого стали расходиться по своим делам. Сергей, улыбнувшись Уле, выбежал на крыльцо, вскочил в пролётку. Кучер щёлкнул вожжами, экипаж скрылся за воротами. Пелагия и Нюрка (та самая, к которой Загбой случайно залез в кровать) стали убирать со стола грязную посуду. Лиза, Варвара и Мария, жёны братьев, пошли в комнаты. Филя, Иван — во двор, к конюшне. Егор, поскрипывая деревянной ногой, вышел на крыльцо, закурил самокрутку. Уля хотела идти наверх, к себе в комнату, но, услышав на улице движение, остановилась на лестнице. Думала, что вернулся Сергей, что-то забыл.

Вышла к Егору на крыльцо: у ворот стоит пролётка. Нет, не Сергей, а один из извозчиков, что работает у Вороховых. Молодой, лихой парень, Фёдором зовут. Работает исправно, выезжает в город раньше всех. И сегодня уехал ни свет ни заря. Егор хотел узнать, случилось ли что? А из коляски на землю спускается представительная дама. Хоть и одета в дорожный костюм, но сразу видно, что не из крестьян. В степенных движениях угадывается воспитание. Шагнула к воротам, приветливо улыбнулась. Господи! Да это же Набокова Елизавета Ивановна! Егор даже закашлялся от дыма, тут же выбросил самокрутку в сторону, одёрнул косоворотку. Шутка ли, такая женщина пожаловала!

После разоблачения Суркова Елизавета Ивановна прожила в доме Вороховых пять дней, а потом, в процессе дела, после того, как подследственного Суркова этапировали в Красноярск, — во избежание непредвиденных действий со стороны знакомых чинов местной власти, — поехала за ним контролировать процесс. Прошёл месяц. Что происходило там, в городе, никто ничего не знал. Слишком запутанным оказалось дело. Однако купчиха, прежде чем уехать на запад, к себе домой в Ярославль, обещала вернуться и навестить невольных участников событий по делу Суркова. Может быть, потому, что слишком горяча и светла память сестры о брате. А судьбы людей, связанных с этим делом, были исковерканы.

— Бог мой! Какие люди! — широко раскинув в приветствии руки, закопытил по крыльцу деревянной ногой Егор. — Милости просим! Эй, бабы! Кто к нам пожаловал! (А сам отметил: ранний гость до обеда.)