Андрей Волос - Победитель

Высыпали в небольшой вестибюль, построились. Симонов встал на правом фланге.

У окна ждали двое. Один — седой, высокий, сухощавый, лет пятидесяти пяти, одет как все, в «песчанку». Другой поплотнее, лет сорока. Глаза холодные, серые. Большие залысины. Белая рубашка с черным кожаным галстуком, черный кожаный пиджак — и почему-то кроссовки. Должно быть, для контраста.

— Я — начальник охраны посольства полковник Князев Григорий Трофимович, — сказал седой. Голос у него был негромкий, ровный. Повернул голову к своему напарнику. — А это сотрудник представительства КГБ в Кабуле полковник Иванов, Иван Иванович… С прибытием вас, товарищи офицеры! Скажу сразу: обстановка в Кабуле тревожная. С первой минуты вы должны помнить: возможны провокации со стороны сил, оппозиционных правительству Афганистана. Не исключены даже нападения на посольство. От вас требуется предельная бдительность и осторожность. Ближайшая задача — круглосуточная охрана и оборона территории посольства, изучение обстановки в городе, рекогносцировка местности. Информация будет доводиться по мере необходимости, — помолчал, присматриваясь к офицерам. — Вопросы есть?.. Вопросов нет. Тогда прошу вас, Иван Иванович.

Тот широко улыбнулся, и оказалось, что во рту у него много больших желтых зубов.

— Здравствуйте, здравствуйте, орлы! — заговорил Иван Иванович свойским голосом. Ну уж таким свойским — просто в доску, пробу ставить негде! — Первое, что хочу сказать. — На его физиономию набежала суровая тень. — В отряде установлен сухой закон. Прошу неукоснительно соблюдать. Кроме того, имейте в виду, что… — поднес кулак ко рту и деликатно покашлял. — Гм… гм… Морально-психологический климат в посольстве весьма своеобразен. Вам не следует общаться с сотрудниками и служащими посольства. Особенно с одинокими женщинами. — Ненадолго замолкнув, он обвел бойцов скорбным взглядом. — Их здесь много — секретарши, машинистки, медсестры, — снова помолчал и вдруг сказал убежденно, искренне, даже как-то взволнованно: — Сейчас не время для ханжества, товарищи офицеры! Будем называть вещи своими именами! — набрал побольше воздуху и отчеканил, отбивая каждое слово взмахом кулака: — Эти женщины будут пытаться устанавливать с вами интимные отношения!

Офицеры начали недоверчиво переглядываться. Голубков не удержался — прыснул.

— Смеяться станем, когда замеченные в подобных действиях будут откомандированы в двадцать четыре часа, — сухо заметил Иван Иванович. — Прошу учесть: измена жене приравнивается к измене Родине!..

— И это справедливо, — с легкой усмешкой вставил Князев.

— Далее. Что касается бытовых условий. К началу учебного года вас переселят в другое место. Так или иначе, в отведенных вам классах не свинячить. — Тут он нахмурился, пожевал губами и сказал, по-видимому, пытаясь более доступно объяснить, что имеет в виду: — Это школа, а не хлев. Тут детям учиться, не забывайте… Что еще?

Поднес руку к голове и почесал залысину.

— Да. Вот. Погода здесь, как видите, жаркая. Гигиену соблюдать нужно. Без мытья никак. При посольстве имеется бассейн и душевые…

Лица бойцов просветлели.

— …но там купаются женщины и дети. Вам ими пользоваться запрещено. При школе свой бассейн, маленький…

Плетнев поймал восторженный взгляд Голубкова — ура, мол!

— Туда тоже ни ногой! — хмуро закончил Иван Иванович.

— А где же мыться? — спросил кто-то.

— Это что за выкрики?! — резко повысив голос, осведомился Иван Иванович, а после грозной паузы поднял руку успокоительным жестом. — Не волнуйтесь, все предусмотрено. Мыться на заднем дворе школы. Там есть резиновый шланг для поливки газонов!

Минут через двадцать бойцы гурьбой стояли возле скамейки неподалеку от крыльца школы. Смеркалось, жара спадала, даже, казалось, по листве деревьев, которыми зарос большой посольский двор, пробегал едва заметный ветерок.

— Князев — мощный мужик, — сказал Раздоров. — Пацаном Великой Отечественной успел хватить. Нелегалом на территории Германии работал. Он у нас на КУОСе преподавал… Железный мужик Григорий Трофимович, — повторил Раздоров, уважительно качнув головой. — А Ивана Иваныча этого я в первый раз вижу.

— Во, бляха-муха, дела, — огорченно сказал Голубков, стараясь попасть, но все же не попадая стряхиваемым пеплом в мятое ржавое ведро, приспособленное старожилами под пепельницу. — Иван Иваныч этот еще на нашу голову. Вишь какой умный — из шланга. Самого бы его из шланга. У нас в деревне коров из шланга не моют…