Андрей Волос - Аниматор

— Ну-с?

И, как будто и в самом деле ожидая ответа на этот бессмысленный вопрос, пристально смотрю в глаза. Вдобавок держу руки в карманах и покачиваюсь с носка на пятку.

Она молчит. Должно быть, ждет продолжения. Но в том-то и фокус, что продолжения нет. Снова вскидывает испуганный взгляд. Пушистые ресницы подрагивают. На щеках медленно проступает румянец. Вот, наконец, первое шелестение:

— Что?

— Имя? — спрашиваю я сурово.

— Инга, — лепечет она.

— Инга? — повторяю с сомнением в голосе. — Так-так… Фамилия?

— Нестерова…

— Отчество?

— Пе… Петровна.

— Вы, кажется, поступали к нам?

— Да…

— И что же?

— На имиджинге срезалась…

— Да-а-а. — Я неодобрительно качаю головой. — Замужем?

— Я?

— Ну не я же, — добродушно усмехаюсь.

Разозлилась. Ни тени испуга. Неуловимо меняется осанка. Глаза сощуриваются. Говорит неожиданно влажным, ласкающим голосом:

— Сергей Александрович! Вы же читали личное дело!

— Читал, — киваю я. — Но уже забыл.

— А вы еще почитайте, — мягко советует она.

Но в сердцевине каждого слова все-таки живет трепетание робости и смущения.

— Хорошо, Инга, — со вздохом соглашаюсь я. — У каждого есть право хранить свои тайны… Вы в курсе должностных обязанностей?

Нервно пожимает плечами.

— В общих чертах.

— В общих чертах? — огорченно качаю головой. — Все прочее может так и остаться в общих чертах. Но одно вы должны знать в самых мелких деталях!

Возношу указательный палец и, широко и резко вытянув руку, перевожу его в горизонтальное положение.

— Видите этот плющ? — (Мощные восковые плети свисают со шкафа; его когда-то подарила мне Клара; я безалаберен по природе и никогда не думал, что смогу заботиться хотя бы о цветке.) — Дорогая Инга, он требует самого тщательного ухода. Вы будете поливать его в понедельник, среду и пятницу. Лучше в середине дня, ближе к обеду. В том кувшине вода. Отстаивать не менее суток. Ни в коем случае не из-под крана. В пятницу перед поливом — щепотку порошка вот отсюда.

Из этой коробочки. Вам понятно?

— Понятно…

— В пятницу же, после полива, нужно протереть листья влажной марлей.

Марля в нижнем ящике. Очень медленно и аккуратно. Очень аккуратно.

Вы понимаете меня? Никакой суеты. Одно неловкое движение — и вы отломите черенок. А если вы отломите черенок…

— Я понимаю…

— Это очень ответственно, Инга. Очень. Ваша предшественница… -

Я поджимаю губы и возвожу глаза к небу. — Ваша предшественница не справилась с этой простой обязанностью. И была уволена.

— Из-за плюща? — недоверчиво спрашивает Инга.

— Из-за плюща, — торжественно повторяю я, снова пуская в дело палец — подняв, грозно трясу десятью сантиметрами выше уха. — Да,

Инга: из-за вот этого плюща!

Она недоуменно смотрит на столь невинное на первый взгляд растение.

Все вранье, конечно. Лиза уволилась после полуторамесячного периода страданий с ее стороны и некоторой нервотрепки с моей. Почему-то ей втемяшилось, что мы вечно должны быть вместе…

— Потому что, видите ли, работа аниматора — это напряженное и ответственное занятие. Вы, наверное, думаете, что мы баклуши бьем?

Нет, дорогая Инга. Мы не бьем баклуш. Утром я провел пять сеансов.

Теперь у меня две лекции для тех студентов и студенток, в числе которых могли бы оказаться и вы, если бы, как вы изволили выразиться, не срезались на имиджинге. Затем еще пять или шесть сеансов… Представляете себе, что это такое?

Она пожимает плечами.

— Это жизнь раба. Это жизнь галерника. И муравья. В одном лице.

Поэтому когда аниматор заходит в собственный кабинет, он хочет по крайней мере видеть дорогой его усталому сердцу плющ в полном порядке.

Она кивает. И смотрит так, как будто сейчас услышала что-то такое, что позволяет ей теперь относиться ко мне как-то иначе. Как-то совсем по-другому.

— Вот, собственно, и все, — говорю я, просовывая руку в рукав свежего халата. — Остальное вам расскажет Екатерина Викторовна.

И почему говорят, что дураки легки на помине? Разве Катерина — дура?

— Бармин! — восклицает она с порога. — У тебя есть совесть? Студенты должны ждать тебя пятнадцать минут?!

— Во-первых, не пятнадцать, — отвечаю я, указывая на часы. — Всего лишь четыре.

— Это пока четыре! — Катерина швыряет сумку на стол и принимается сдирать с себя алый жакет. Белая блузка плотно облегает яростно подрагивающую грудь. Горьковатый аромат косметики мешается со свежим запахом разгоряченного тела. Освободившись, гневно встряхивает волосами и щурит на меня злые черные глаза. — Ты что?! А пока дойдешь? А пока то, пока се! На нас каждую неделю учебная часть телеги пишет! У тебя нету совести, Бармин! — И, переводя взгляд, чуть спокойней: — Вы Инга?