Чигози Обиома - Рыбаки

— Небо и земля мне свидетели, — она коснулась языка кончиком указательного пальца, — пока не вернется отец, Икенна, ты в этом доме еды не получишь. Плевать, где и как ты будешь есть. — Она говорила сквозь слезы. — Только не в этом доме. Пока Эме не вернется, здесь тебе еды не будет.

Она обращалась, скорее, к нам — мы с братьями сгрудились в гостиной, — и к посторонним, к соседям в первую очередь, которые наверняка подслушивали из-за обсиженного ящерицами забора. Сам-то Икенна убежал: перешел, наверное, улицу и отправился на север в сторону Сабо — по грунтовой дороге, что вела дальше, в ту часть города, где за тремя школами возвышались старые холмы, в ветхом здании ютился кинотеатр, а с минарета крупной мечети каждое утро из мощных динамиков раздавалось пение муэдзина. В тот день Икенна домой не вернулся. Спал он где-то в другом месте, но никому потом не сказал где.

Мать всю ночь расхаживала по дому в тревоге, ожидая, что вот-вот в наружную дверь постучится Икенна. В полночь все же заперла ворота на замок — в те дни в Акуре часто случились вооруженные ограбления — и села со связкой ключей у входной двери. Нас она развела по комнатам; один только Боджа остался в гостиной, не решаясь пойти в свою спальню: так он боялся Икенны. Мы с Обембе, правда, тоже глаз не сомкнули, лежали и прислушивались: мать почти не сидела на месте, то и дело вскакивала и выбегала во двор: ей мерещился стук в ворота, — однако возвращалась она неизменно одна.

Позднее начался ливень. Мать принялась звонить отцу, однако трубку никто не снял. Вслушиваясь в повторяющиеся звуки — бип-бип, бип-бип, — я представлял, как отец сидит в новом доме, в опасном городе, и, надев очки, читает выпуск «Гардиан» или «Трибьют». Но вот начались помехи, и этот образ пропал. Мать положила трубку.

Я не заметил, как заснул. Просто внезапно вместе с братьями очутился в нашей деревне Амано, близ Умуахии. Мы играли в футбол — двое надвое — у берега реки. Боджа ударил по мячу, и тот улетел на мостик, который некогда служил единственным средством переправы. Его во время гражданской войны в спешке возвели биафрийские солдаты — предварительно взорвав основной мост, чтобы иметь путь к отступлению на случай вторжения нигерийских войск. Мостик был скрыт в лесу. Сделанный из досок и скрепленный продетыми в ржавеющие металлические петли толстыми веревками, без перил, так что держаться было совершенно не за что, он тянулся от одного каменистого берега к другому. Россыпь камней и валунов пролегла от холмистой части леса и уходила под воду, но под мостиком виднелась у самой поверхности.

Икенна без лишних раздумий помчался к мосту, и вот он уже на середине. Но стоило ему подобрать мяч, как он понял, что попал в беду. Дрожа, Икенна поглядел в пропасть под собой, и в пропасти ему открылось видение своей смерти: он упадет и разобьется о камни. Охваченный ужасом, Икенна завопил:

— Помогите! Помогите!

Напуганные не меньше его, мы закричали в ответ:

— Ике, давай к нам, сюда!

Послушавшись нашего совета, он раскинул руки в стороны — мяч ухнул вниз — и двинулся к нам. Ступая медленно, точно вброд через лужу густой грязи. Он шел, опасно покачиваясь, но тут доски — старые и гнилые — треснули, и мостик развалился на две части. Икенна вместе с трухлявыми досками и металлическими кольцами полетел вниз; раздался вопль о помощи. Икенна все еще падал, когда я, внезапно пробудившись, услышал голос матери: она распекала Икенну за то, что тот подвергает свою жизнь опасности, ночуя где попало, и еще вернулся простуженный.

Я как-то слышал, что сердце разгневанного человека бьется не так живо. Оно растягивается, раздувается, точно шарик, но в конце концов снова сдувается. Так было и с моим старшим братом. Тем утром, услышав его голос, я выбежал в гостиную, чтобы убедиться своими глазами: он вернулся — промокший до нитки, беспомощный и сломленный.

С каждым днем Икенна все больше отдалялся от нас: я почти не видел его тогда. Я узнавал о его существовании по каким-то косвенным признакам: где-то раздавался его преувеличенно громкий кашель или он, слушая транзисторный приемник, выкручивал ручку звука до упора, так что мать, если ей случалось быть дома, просила убавить громкость. Иногда я замечал его спину — когда он в спешке убегал из дому.

На той неделе я увидел Икенну, лишь когда он вышел из своей комнаты посмотреть футбольный матч по телевизору. Накануне вечером Дэвид заболел, и его рвало, поэтому мать не пошла в свою лавку на городском базаре — осталась нянчиться с нашим братишкой. И вот, пока она сидела у себя, мы с братьями после уроков устроились перед теликом. Икенна не устоял перед искушением и вышел посмотреть матч. Нас он прогнать из гостиной не мог — мать же была дома — и потому тихий, как олень, уселся за обеденный стол.