Чигози Обиома - Рыбаки

— Я бы тоже стал драться, если бы не боялся, что тогда и Нейтан с Сегуном вмешаются. — Это говорил Боджа. — Если бы я только знал наверняка, что они не полезут, если бы только знал наверняка…

Снова послышался приглушенный топот ног по ковру, а после Боджа продолжил:

— Эта недоумок тебя даже толком не побил. Ему вообще повезло, что он смог… — он помедлил, подбирая нужное слово, — … что смог… сделать это.

— Ты не стал за меня драться, — выпалил Икенна. — Нет! Стоял в стороне и смотрел. Даже не думай отрицать.

— Да я мог бы… — начал было Боджа после небольшой паузы.

— Нет, ты не дрался! — прокричал Икенна. — Стоял в стороне!

Их крики долетели даже до комнаты матери. Она не пошла на работу, потому что Нкем пропоносилась. Мы услышали, как она с трудом поднимается на ноги и шлепает в тапочках по полу. Как стучится в комнату к нашим братьям.

— Что у вас происходит? Чего раскричались?

— Мама, мы спать хотим, — ответил Боджа.

— Поэтому дверь не открываете? — спросила она и, не дождавшись ответа, сказала: — Из-за чего шум?

— Не из-за чего, — резко ответил Икенна.

— Хорошо, коли так, — сказала мать. — Хорошо, коли так.

И снова ритмично зашлепали тапочки, когда она пошла обратно к себе.

На следующий день Икенна с Боджей не пошли играть в футбол; остались у себя в комнате. Обембе решил воспользоваться шансом и начать заново с ними общаться, а чтобы выманить братьев в гостиную, дождался любимого сериала Икенны. Старшие братья не смотрели телевизор с тех самых пор, как соседка застукала нас на Оми-Але, и Обембе отчаянно тосковал по тому времени, когда мы все с диким восторгом наслаждались любимыми программами: йорубской мыльной оперой «Агбала Ове» и австралийским сериалом «Скиппи». Обембе хотел поговорить с братьями и без просмотра телевизора, но его останавливал страх досадить им. Сегодня, однако, терпение у него закончилось, к тому же «Скиппи» был любимым фильмом Икенны. Обембе сперва, вытянув шею, заглянул через замочную скважину в комнату братьев. Затем перекрестился, произнес одними губами: «Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа» — и принялся расхаживать по комнате, напевая главную тему из сериала:

В те мрачные дни, когда мы были с братьями порознь, Обембе много раз признавался, что хочет покончить с разрывом, а я неизменно предупреждал: он может навлечь на себя их гнев. Мне всегда удавалось разубедить Обембе. Когда я услышал пение, то снова за него испугался.

— Не надо, Обе, они побьют тебя, — обратился я к брату, жестами умоляя его прекратить. Эффекта просьбы возымели не более, чем щипок, от котором через секунду уже забываешь, — Обембе лишь на мгновение отвлекся. Взглянул на меня так, будто не расслышал. Покачал головой и продолжил:

— Скиппи, Скиппи, Скиппи, из буша кенгуру…

Наконец ручка двери в комнату братьев провернулась, и Обембе затих. Икенна вышел и, пройдя к креслу рядом со мной, сел. Обембе стоял, точно статуя, под фотографией в рамке: Nnene, мать отца, в 1981 году с новорожденным Икенной на руках. Он стоял у стены очень долго, будто пригвожденный. Следом за Икенной вышел Боджа и тоже сел в кресло.

Скиппи на экране только что сразилась с гремучей змеей: всякий раз, как змея пыталась ужалить ее, кенгуру совершала немыслимые прыжки, — и теперь облизывала лапы.

— О, терпеть не могу, когда эта тупая Скиппи вот так лижет лапы! — вспылил Икенна.

— Она только что сражалась со змеей, — заметил Обембе. — Ты бы видел…

— Тебя кто спрашивал? — прорычал Икенна, вскочив на ноги. — Я говорю: тебя кто спрашивал?

В порыве гнева он пнул детский стульчик на колесиках, да с такой силой, что тот врезался в полку, где стояли телевизор, видеоплеер и телефон. Фотография отца — еще молодого банковского клерка — в рамке и под стеклом упала за шкаф. Стекло разбилось на мелкие осколки.

— Кто тебя спрашивал? — повторил Икенна; судьба драгоценного отцовского портрета его не тревожила. Он нажал красную кнопку на панели телевизора, и экран погас.

— Оya, а ну все по комнатам! — крикнул он.

Мы с Обембе сломя голову убежали к себе и уже оттуда услышали, как Икенна произнес:

— Боджа, а ты чего ждешь? Я же сказал: все.

— Что, Ике, и я тоже? — поразился Боджа.

— Да, я сказал: все!

Боджа молча утопал к себе в комнату и хлопнул дверью. Когда мы все ушли, Икенна снова включил телевизор и стал смотреть его — один.