Чигози Обиома - Рыбаки

— Есть одна идея.

— Ну так говори! — велел Икенна.

— Хорошо, Ике, ладно. Предлагаю украсть у нее петуха и, — я вперился в его лицо, — и…

— Ну? — поторопил Икенна. Все посмотрели на меня, словно на чудо какое.

— …отрезать ему голову.

Не успел я договорить, как Икенна вскричал:

— That is fatal! Круто!

Боджа выпучил глаза и принялся хлопать в ладоши.

Братья одобрили идею, которую я позаимствовал из народного сказания: его в начале четверти поведала нам учительница йоруба. В сказании говорилось о злобном мальчишке, который в гневе бросается обезглавливать всех петухов и куриц в стране.

Мы выбежали из дома и тайным путем побежали к дому торговки орехами, мимо кустов и лавки плотника — тут пришлось зажать уши руками, потому что механические пилы работали просто оглушительно. Ийя Ийябо жила в небольшом бунгало, внешне от нашего неотличимом: небольшая веранда, два окна с жалюзи и москиткой, электрический щиток на внешней стене, двойная входная дверь. Только забор отличался: он был не из кирпича и цемента, как у нас, а из грязи и глины. Он был весь в пятнах и мазках, время и солнце покрыли его трещинами. Со двора, проходя через крону одного из деревьев, к электрическому столбу тянулся кабель.

Мы прислушались, нет ли кого во дворе, но вскоре Икенна с Боджей пришли к выводу, что все чисто. Обембе по команде Икенны забрался тому на плечо и перемахнул через забор; затем к нему присоединился Боджа, а мы с Икенной остались стоять на стреме. Стоило нашим братьям спрыгнуть во двор, как сразу же кудахтанье стало громче; какая-то птица захлопала крыльями где-то совсем близко — и тут же послышался шум ног наших братьев, гонящихся за петухом. Им потребовалось несколько попыток, и вот Боджа закричал:

— Держи его, держи, не упусти!

Точно так мы кричали, когда на Оми-Але к нам на крючок попадала рыба.

Услышав эти крики, Икенна полез было на забор, чтобы посмотреть, как дела у братьев, но вдруг остановился и громко повторил слова Боджи, прозвучавшие из-за стены:

— Не упусти, не упусти.

Едва не роняя шорты, он уперся ногой в дыру в заборе; старое покрытие посыпалось, точно пыль. Икенна подтянулся и ухватился за верхний край ограды. Из-под руки у него шмыгнул сцинк — пестрый, гладкий и лоснящийся — и в страхе побежал прочь. Икенна же, перегнувшись через забор, принял у Боджи петуха.

— Вот молодец! Вот молодец! — прокричал он.

Мы вернулись домой и сразу прошли в сад на заднем дворе размером с четверть футбольного поля. Он был обнесен забором из бетонных кирпичей с трех сторон, две из которых обозначали границы с двумя соседними семьями: Игбафе и Агбати. За третьей стеной, смотревшей прямо на наш дом, располагалась свалка, там жило стадо свиней.

На свалке росла азимина, и ее крона заглядывала к нам через забор, а в самом дворе, между стеной и колодцем, стояло мандариновое дерево — неподвластное времени и всегда укрывавшееся пышной зеленью в сезон дождей. Около пятидесяти метров разделяло это дерево и колодец, который представлял собой дыру в земле: кромка была окружена бетонным кольцом, к нему крепилась металлическая крышка. В сезон засухи отец запирал ее на висячий замок — колодцы кругом пересыхали, и люди лазали к нам во двор, чтобы украсть воды. К стене, граничившей с территорией семьи Игбафе, лепился огород, где мать выращивала помидоры, кукурузу и бамию.

Боджа выбрал место казни и положил ошеломленного петуха на землю. Обембе передал брату большой кухонный нож. К ним присоединился Икенна, и все вместе они держали птицу; их совсем не трогали ее надрывные крики. На наших глазах Боджа с неожиданной легкостью принялся орудовать ножом — рассек петуху сморщенную шею, словно уже не раз пускал нож в дело. Словно ему суждено было пустить его в дело когда-нибудь снова.

Петух затрепыхался пуще прежнего, но его держали крепко. Я посмотрел через забор на соседский двухэтажный дом, из которого был прекрасно виден наш сад: дед Игбафе, небольшой старичок, который после случившейся несколько лет назад аварии перестал разговаривать, сидел на широкой веранде у входа в дом. Он обычно сидел там днями напролет, и мы потешались над ним.

Наконец Боджа обезглавил петуха: из шеи толчками вытекала кровь. Я снова посмотрел на безмолвного старика. На мгновение он показался мне ангелом, вестником беды, но предупреждений мы его не слышали, так как были слишком далеко. Я не видел, как Икенна выкопал в грязной земле маленькую ямку и зарыл туда голову птицы, но я смотрел, как обезглавленное тело бьется в агонии, разбрызгивая кровь и вздымая крыльями облака пыли. Мои братья еще сильней прижали петуха к земле. Наконец он затих.