Ирина Маленко - Совьетика

– А тот человек, что видел, как она застрелила Вашего брата, – он что же, так и не сообщил об этом куда надо? – спросил Ойшин.- И если нет, тогда почему он рассказал об этом Вам?

– Нет, он не сообщил. Сказал, что жизнь ему еще дорога. А мне рассказал только перед тем, как вернуться домой. Сказал, что об этом знает, кроме меня, только еще наш полковой священник. Мы ведь католики. Мы регулярно исповедаемся. Он тоже латиноамериканец был. Сказал, что совесть его очень мучает. Что спать не сможет, если не расскажет мне.

– А теперь, значит, он спокойно спит? – опять не выдержала я, – И священник ваш – тоже? Может, она, -я кивнула на Зину- тоже кому-нибудь исповедовалась?

– Этого я не знаю, но навряд ли. Православный священник к нам приезжал очень редко..

– Фу-у!- только и вздохнула я, пытаясь переварить все услышанное.

– Если Вам так все это противно, тогда почему же Вы до сих пор служите?- скорее участливо спросил его Ойшин.

– А куда мне деваться? Дезертировать? Как я отсюда убегу? И то хорошо, что сюда перевели. Я был близок к тому, чтобы тронуться. Вот только от памяти не сбежишь никуда, как бы тебе ни хотелось. А теперь вот еще и это…

– А Вы не боялись, что она Вас – тоже…? Если Вы заведете с ней речь о брате?

– А для меня после смерти Хорхе все в жизни потеряло смысл. Тем более этот купленный кровью паспорт..Но я все-таки ждал, когда у нее будет увольнительная. Чтобы она была без оружия и не смогла бы и меня в затылок…

– Ребята, – вмешался Ойшин, – все это хорошо и даже прекрасно. Нет, конечно, не то, что происходит в Ираке… Но нам надо уходить отсюда, и как можно скорее. Уже два часа ночи. Светать начнет около семи. А если какой-нибудь влюбленной парочке вдруг вздумается прогуляться здесь по пляжу в эту лунную ночь?

– Не вздумается, – сказал сержант Альварес. -Сейчас же не выходные. Сегодня вторник. Туристы отсюда далеко. А местным – им утром надо вставать, им не до прогулок. Она наверняка это знала, иначе бы Вас сюда не привела. Хотел еще Вас спросить, чем это Вы ей так не угодили, но Ваш муж прав: сейчас не время. Уходите. Уходите скорее, а я останусь здесь. За меня не беспокойтесь. Все будет в порядке. Я вас не выдам – и вы не выдавайте меня. Встретимся, когда все успокоится. Ладно?

Я хотела было спросить, а зачем это нам еще после этого надо встречаться, но так действительно можно было разговаривать до скончания века.

…Плохо помню, как мы добрались до дома. Помню только что я сидела позади Ойшина на мотороллере, крепко обхватив его за талию обеими руками: на этот раз это не напугало ни его, ни меня. И как в ушах у меня свистел теплый ветер. А глаза неумолимо слипались, хотя, казалось бы, после такого заснуть было невозможно…

Когда мы вошли в дом, я только и успела сказать Ойшину:

– Эта дурочка решила, что я работаю на российскую разведку… Хотела отвезти меня на базу…- и «отключила связь»…

… Я не помню, сколько я проспала после этого. Сон был бесконечным, тягучим – и очень тяжким: тревожным, полным выбравшихся откуда-то из подсознания сновидений.

То мне виделся маленький пухлый кареглазый карапуз в жаркой южной августовской степи – и какой-то внутренний вкрадчивый голос шептал мне: «Если не станет этого мальчика, ничего не случится с твоей страной…Не будет гражданских войн, не будет террора, не будет бездомных детей, не будет массовой проституции и бандитизма, не будет бомжей.. Никому не придет в голову, что можно торговать другими людьми – на исходе XX века. Люди не будут искать еду на помойках, их не будут выселять из квартир за неуплату, богатые отцы не будут отбирать детей у матерей – потому что это их «инвестиция»; не будет массовых абортов, войны в Югославии не будет… Америка не осмелится напасть на Ирак. Не будут страдать миллионы людей во всем мире… Ну же, Женя, ну!…

И я знала, что голос этот был прав, но мне становилось так жутко, что я просыпалась в холодном поту. Правда, лишь на минуту- и тут же проваливалась в следующий сон, где из стенки дивана вдруг нежиданно вырастал будто джинн из бутылки, давно знакомый мне бородач с кроличьими верхними зубами, похожий на раввина из черты оседлости. Он смотрел на меня так, словно вместо глаз у него был рентгеновский аппарат – и весело улыбался. Но я в то время еще не знала, что значат такие взгляды… Я пыталась отогнать это новое видение и возмущенно восклицала:

– А Вы-то что здесь делаете? Вы случайно не ошиблись адресом? А ну-ка, кругом, шагом марш – и шасть обратно в свою Ирландию, или, еще вернее, в Америку- за инвестициями, господин хороший!