Давид, уже помазанный на царство, не решался занять положенного ему места. Давид скитался, скрывался, дважды Ионафан спасал его от верной гибели, узнавая и предвосхищая планы своего обезумевшего отца. И говорил Ионафан Давиду: «Не бойся; ибо не найдет тебя рука отца моего Саула, и ты будешь царствовать над Израилем, а я буду вторым по тебе; и Саул, отец мой, знает это».
Саул ненавидел своего сына за его любовь к Давиду и в сердцах даже хотел убить его. Под конец он окончательно лишился рассудка, а потому Давиду и Ионафану пришлось расстаться. Книга Царств так повествует об их расставании: «Давид поднялся с южной стороны, и пал лицом своим на землю, и трижды поклонился; и целовали они друг друга, и плакали оба вместе, но Давид плакал более. И сказал Ионафан Давиду: иди с миром; а в чем клялись мы оба именем Господа, говоря: „Господь да будет между мною и между тобою и между семенем моим и семенем твоим“, то да будет навеки».
Не желая убивать Саула, Давид поселился у врагов израильских — у филистимлян и служил царю Гефскому Анхусу, от руки которого и пал Израиль. В последней, роковой битве все сыновья Саула были убиты, сам он покончил жизнь самоубийством.
Когда Давид узнал о смерти Ионафана, он «схватил одежды свои и разодрал их», «рыдал и плакал». Давид был безутешен, и песнь его лилась над Израилем: «Как пали сильные на поле брани! Сражен Ионафан на высотах твоих. Скорблю о тебе, брат мой Ионафан: ты был очень дорог для меня; любовь твоя была для меня превыше любви женской. Как пали сильные, погибло оружие бранное!»
«Любовь, если она любовь, — пишет ОНА, — входит мгновенно, она проста и понятна, чужда уговоров и ухаживаний, она — сама нежность, идущая навстречу, она то, что вспыхивает сразу и с двух сторон, это взаимопроникновение — или есть, или нет». Футуристические краски ЕЕ сюжета оттеняют сказание о невозможном, о запретном — о счастье…
Кажется, это тот единственный случай, когда счастье было действительно возможно, оно уже стояло на пороге, оно даже вошло в распростертую дверь. Но жизнь… эта ужасная жизнь, чья хроническая мистерия не может не обернуться трагедией. Жизнь — это некие неписаные правила, табуирующие счастье. Как странно, что счастье, кажущееся вершиной жизни и ее основанием, с нею несовместимо. Жизнь уравновешивает бесконечную возможность сухим перечнем ограничений — пол, возраст, национальная принадлежность, социальное положение, роль, место, функция…
Даже на самое главное, на единственное и вечное у жизни всегда найдется несчетное множество второстепенных и суетных банальностей, складывающихся в единую, неподъемную массу. Счастье, рвущееся в небо, недостижимо, но иногда трение жизни останавливает его взлет не в начале, не на ходу, а в миг его мистического свечения. Две души, успевшие объединиться, растворяются в вечности, беглецы — они сами становятся жизнью, жизнь более не нужна им…
«Долгий поцелуй таял на губах Давида, Ионафан ускользал и, наконец, рассыпался звездным небом, оставив теплый след на постели…»
ЕЕ печальная песнь льется над жизнью… Тише, молчите! Слышите, ОНА плачет…
Давиду не везло с детьми. Много жен, много дел, не до детей. Амнон и Авессалом — сыновья Давида от разных матерей. У Авессалома была родная сестра — красавица Фамарь. Амнон, которому Фамарь, соответственно, приходилась сводной сестрой, возжелал с ней близости. Он домогался ее множеством способов, но все тщетно, а потом пошел на хитрость: сказался больным и попросил Фамарь, чтобы она ухаживала за ним во время болезни.
Фамарь, ничего не подозревая, изготовила лепешки и пришла к Амнону. Тот же сказал, что хочет есть из рук ее, и когда Фамарь оказалась у постели Амнона, он доходчиво пояснил ей свои планы. Фамарь отказывалась, просила ее не бесчестить, «но он не хотел слушать слов ее, и изнасиловал ее, и лежал с нею».
Дальше ситуация изменилась диаметрально противоположным образом: «Потом возненавидел ее Амнон величайшею ненавистью, так что ненависть, какою он возненавидел ее, была сильнее любви, какую имел к ней; и сказал ей Амнон: встань, уйди». Фамарь же стала просить, чтобы он не гнал ее: «Нет, прогнать меня — это зло больше первого, которое ты сделал со мною». Но Амнон не хотел ее слушать, позвал служителя своего и велел выставить Фамарь вон.
«И посыпала Фамарь пеплом голову свою, и разодрала разноцветную одежду свою, которую имела на себе, и положила руки свои на голову свою, и так шла и вопила».
Читать дальше