Александр Проханов - Среди пуль

Следующим поднялся епископ и отслужил короткий молебен, рокочущим басом, раздувая сдобные щеки, взмахивая широкими рукавами. Весь зал поднялся, крестился, опускал головы перед тучным пастырем. Белосельцев тоже стоял, слушал глас: «Блажен Бог наш…», но мысль его была невыносимо мучительна. В этот миг, когда текло торжество, звучали речи о возрождении России, за пределами этого зала останавливались заводы, хирели города, распиливались лодки и авианосцы и пыльные казахские овцы, подгоняемые сморщенным от жары пастухом, паслись на недавних космических стартах, разграбленных и разоренных кочевниками.

После молебна взял слово курчавый господин, оказавшийся представителем московской мэрии. Слегка картавя, раскланиваясь в сторону епископа и царственных отпрысков, он сообщил, что акционерное общество «Русское золото» украшает собой московскую предпринимательскую элиту и сам мэр передает поздравления зачинателям славного дела.

– Мы в свою очередь сообщаем благородному собранию, что храму Христа Спасителя, разрушенному безбожниками, скоро быть и на его куполах засияет частичка и вашего золота!

Он говорил, а Белосельцев, страдая от фальши, разлитой в его косноязычных речениях, думал, что, пока позолотят купола, еще сотня тысяч талантливых русских ученых, посаженных на голодный паек, уедет в Америку. Туда же уплывут секретные чертежи боевых систем и тайные планы Генштаба. В русских семьях не родится миллион детей, а девушки из провинции, не найдя для себя работы, приедут в Москву и рядом с храмом Христа выйдут на панель. И старушка учительница, стыдясь и смущаясь, дождется сумерек, чтобы выйти и порыться в помойке.

Под аплодисменты встала одна из сиятельных дам. Та, что помоложе, мать отсутствующего инфанта. Излучая благость, позволяя себя любить, не мешая аплодировать, она всем своим видом как бы давала понять, что прощает прозревших соотечественников. Пусть слишком поздно, но они все же раскаиваются в давнишнем злодеянии.

Призвали ее и сына на любимую Родину, на Святую Русь. Сиятельная дама в слишком, как показалось Белосельцеву, короткой юбке, с толстыми бутылеобразными ногами, располневшая, грудастая, похожая на цесарку, с трудом выговаривала русские слова. Она извинялась за свой выговор и одновременно слегка кокетничала знанием такого трудного русского языка.

– Мы очень любим Россию! Там, в изгнании, терпя невзгоды, мы никогда не забывали златоглавую Москву, наш боголюбивый народ, нашу святую Православную церковь!

Она была похожа на восточную торговку помидорами, которых в изобилии видел Белосельцев на кавказских рынках. И только алмазный перстень и серьги да фарфоровые вставные зубы выдавали ее аристократическую природу. Пока она лепетала, трогательно вздыхала и даже однажды перекрестилась на епископа, олицетворявшего православие, Белосельцев с глухим отвращением думал об устроителях будущей коронации, которой хотели подменить кромешную работу народа и его царей и вождей, протаскивавших махину державы сквозь игольное ушко истории. Эта иноземная дама, подсаженная в час беды утомленному, одурманенному народу, была для Белосельцева олицетворением пошлости и неправды.

Она уже собиралась сесть рядом со своей престарелой матушкой, похожей на фиолетовый чернослив. Но поднялся Белый Генерал и широким удерживающим жестом помешал ей это сделать. В руках его был сверток. Обращаясь к претенденткам на русский престол, он снял обертку, и в руках у него оказался желтый сияющий предмет. Он поднял его высоко, и все увидели золотое изображение храма.

– Верю, – возгласил генерал, – недалек тот час, когда в главном храме России, в Успенском соборе Кремля, соберутся лучшие и достойнейшие люди страны на венчание законного государя! Этим подарком мы хотим заверить вас, – генерал поклонился обеим дамам, – что Святая Русь жива и ждет своего царя!

Он передал золотое изделие старшей из дам, и та с удовольствием приняла подарок. Удерживая в дряблых руках его литую тяжесть, она улыбалась зубами, похожими на фарфоровые изоляторы.

Белосельцев мучился, понимая, что его хотят затолкать в тупик, в театральную кулису, декорированную соборами, боярами, стрельцами в красных кафтанах. Разгромивший Россию враг усаживает пленный народ в нарядную яму, а сам, оснащенный знанием, не имея соперников, устанавливает над миром контроль с помощью космических группировок и лазеров.

Торжественная часть завершилась, поступило приглашение пожаловать на банкет. Гости сорвались с мест, в дверях образовалась давка, и когда Белосельцев протиснулся в вестибюль, то увидел густую раздраженную толпу, осаждавшую закрытые двери банкетного зала. В толпе повизгивали и постанывали стиснутые дамы, покрикивали и поругивались казаки, потели и тяжело дышали монахи, пытаясь спасти от казацких сапог свои рясы и мантии. Ломаный золотой генеральский погон, полуоторванный страусиный плюмаж, зло закрученный казацкий ус – все это напоминало убегающих в Турцию белогвардейцев. И Белосельцев не мог избавиться от ощущения, что созерцает набившую оскомину массовку одного из советских фильмов про революцию и Гражданскую войну.