Сергей Кузнечихин - Блюститель [рассказы, повесть]

— Миша, а ты знаешь, кто вместо тебя механиком работает?

— Не все ли равно.

— Говорят, Краснухин…

— Кто? — удивился Михаил. — Паршивенький слесаришка. Да он собственный велосипед собрать — дядю приглашает.

— Говорят.

— Механика нашли!

— А как же ты теперь?

Михаил видел, как замерла она в ожидании ответа, и специально не спешил, подыскивая, чем бы ей отомстить, чтобы не лезла не в свое дело.

— Понятия не имею. Деньги пока есть, куда мне торопиться.

— Ну, Миша, разве только деньги?

— В ноябре еще получу. Мне кое-что причитается. Может, пару штук, может, больше. Так что не беспокойся, на твоей шее сидеть не буду. — Последнее было явно лишнее, но его уже начинало заносить.

— Зачем так говорить. Да ну тебя, с тобой как с человеком, а ты…

— А что я?

— «Что я, что я!» Надо мной бабы смеются, содержантом тебя называют.

— Я содержант?!

— А ты иди к ним и объясни.

— Ты меня по бабам отправляешь. — Он попробовал обнять Нину, но она забилась к самой стенке, оставляя ему всю ширину кровати. — Нина, зачем скандалить?

Не дождавшись ответа, он тоже отвернулся. Так молча и лежали, притворялись, что спят.

Краснухин встретил его радушно. Вышел из-за стола и долго тряс руку.

— Сколько лет, сколько зим. А я-то слышу, что Козлов приехал, и думаю, чего не заходит. Рассказывай, как там на Севере.

— Я на Востоке был.

— А нам, нищете, везде Север, где большие деньги платят.

— Деньги заработать надо. За просто так их не платят.

— Ну, тебе ли жаловаться, ты же мастер на все руки и человек рискованный, а риск дело благородное, так я считаю.

— На работу вот пришел к тебе проситься. Возьмешь? Кем угодно пойду.

— Ты! Ко мне! Да брось шутить.

— Я серьезно.

— А трудовая при себе?

Михаил достал потрепанную и располневшую от вкладыша книжку.

— Поинтересоваться можно?

Вздыхая и морщась, Краснухин прочитал ее от начала до конца.

— Да, дела! Географический справочник. — Помолчал, подбрасывая книжку на ладони. — Дела, говорю, неважнецкие. Мы что, мы тебя знаем, а вот отдел кадров… Может, слесарем возьмут, но не пойдешь ведь ты слесарем?

— Пойду.

— Да брось ты, у тебя вся жизнь впереди. Тебе расти нужно. Ты же как-никак специалист.

— А ты, дерьмо, с чистой трудовой книжкой.

Михаил вышел на улицу и, срезая углы, направился в магазин.

…Поздно вечером с бутылкой шампанского в кармане он заявился к Шурке. Она молча встретила его и пошла ставить вино в холодильник, слегка покачивая головой, отчего волосы, закрывающие спину, струились, и казалось — вот-вот закипят, а что будет с ними дальше, невозможно и страшно представить.

— Я знала, что ты придешь, — сказала она не оборачиваясь.

Михаил прошел в комнату и развалился в кресле. В квартире ничего не изменилось.

— Как съездил, как попутешествовал?

— Прекрасно.

— Что же вернулся?

— Тебя захотелось увидеть.

Она усмехнулась.

— Молодец, правильно сделал. Ну и как я?

— Все так же.

— Надеюсь, и ты не изменился.

Михаил никогда не задерживался у аптекарши до утра, а здесь как-то получилось, что оба уснули. Может, получилось, а может, и нет, он же все время помнил, что нужно идти домой, да мало ли что нужно. Она разбудила его в половине шестого и велела быстренько одеваться. Свежее осеннее утро выгнало остатки сна и вчерашней пьяной дури. Идти домой не хватало смелости. И вообще непонятно, откуда на Михаила навалилось тоскливое и паническое равнодушие. Самыми короткими переулками он выбрался из поселка и зашагал в сторону леса. Загребая ногами густую листву, он бродил между деревьями и пробовал доказать себе, что ничего особенного не случилось: собственно, кто такой Краснухин — пешка, которая ничего не решает, пусть себе пыжится и раздувает перышки, как индюк, стоит ли обращать внимание, а работа найдется, не сегодня, так завтра, того же Краснухина могут потеснить; к аптекарше сходил — эка новость, раньше, что ли, не ходил, или Нина не знала, давно знала — так молчала же прежде, и теперь промолчит, а поднимет волну — ему собраться только подпоясаться, дорога до вокзала проторенная, этим его не испугать. Михаил храбрился, но состояние тоскливой невесомости не отпускало его. Совсем бездумно он сломал несколько осиновых веточек с уцелевшей густо-красной листвой, сложил их в букет и резко тряхнул его — одна из веточек сразу облетела, но Михаил оставил и ее; потом нашел три крепких подосиновика и, выдернув их прямо с землей, засунул в карман. Но когда возвращался, выбросил у первых же домов сначала букет, а немного подумав, и грибы. Он знал, что дома никого не должно быть, но уже в подъезде засомневался, а вдруг? Однако обошлось. Он быстренько разделся, лег и сразу уснул.