Даниэль Орлов - Долгая нота (От Острова и к Острову)

И в двадцатых числах царандоевскую колонну сопровождать послали. Один БТР спереди, один сзади, и мимо всех застав по Салангу. Колонны опять грабить начали. И хрен знает, кто. И вроде не Ахмад Шаха братва — с тем командование договорилось. Какие-то другие грабят. Да разве их там разберёшь? От заставы до заставы совсем ничего, так нет же: успевают как-то. Похватают из кузовов, царандонов постреляют, машины пожгут и в зелёнку. Царандоевское командование попросило помочь. А нам до отправки в союз меньше месяца. Все уже знали, что Новый год дома встречать будем. Из Джабаль Усараджа и не вылезали. Так, по мелочам. Патрулирование да по кишлакам пройтись на всякий случай. И вдруг эти конвои. И что сделаешь? Молодых отправить? Так нет молодых, не присылали уже, только водилы на замену.

Мы с Лёхой в замыкающей машине. Нормально ехали. С хорошей скоростью, не останавливались. Мост у сорок второй заставы миновали, а тут уже всё родное. Лёха с остальными на броню вылез, а я внутри голос Америки по рации слушаю. Была у меня такая причуда. Мне отец из Амдермы приёмник прислал «Нева» и наушник — ещё в учебку. По ночам слушал. Пристрастился. Но там частоты узкие, не то что в танковой рации. А по голосу Америки как раз какая-то музыкальная передача, рок наш гоняют — Гребенщикова. Это же совсем нереально. Жопа мира, вокруг горы, а в наушниках Боб. Почти стерео. Я даже выстрелов сначала не различил, решил, что это барабанная партия такая.

Водила по тормозам. Он только из учебки, чиж из Москвы — студент историк, Илюха. Здоровый такой, доброволец. Мы его слоном звали. Незлобивый парень, но резкий. А его в учебке как учили? До автоматизма довели: попал под обстрел — меняй скорость и траекторию движения. Ну только какого чёрта так тормозить? Скулой о железку какую-то ударился. Наорал на него. А что орать? Как тут траекторию поменяешь? Вся дорога шириной метров пятнадцать. Слева скалы, внизу ущелье. Напротив, за ущельем, кишлак дувалов десять. Бьют оттуда. Открыл десантный люк сзади. Кубарем вниз свалился. Наши все уже за машину попрятались. А бьют из миномёта и из ДШК. И этих ДШК у них штуки четыре. Лупят так, что не высунуться. Значит, и патронов до хрена. Где они набрали столько? Точно, продал кто-то на ход ноги. Всё равно, мол, уматываем из страны. Рано продали. Ох, рано.

Взводного в первой машине, как оказалось, сразу убило. И замполит в той машине ехал. Его тоже. Там вообще только двое в живых осталось. Залегли под колёсами и палили куда-то в сторону кишлака длинными очередями. У всех от РПК магазины — учёные. Наш КПВТ две точки погасил. Хрен ли, — пулеметная пара! А нам не высунуться. Сидим в «лифчиках», гранаты в подствольники запихнули. А что гранаты? Там метров четыреста как минимум— не добить. Ну, постреляли навесом куда-то вниз, на случай, если там кто залёг. Всё едино, не лишним будет. И колонну нам всю не видать. Они уже за поворот скрылись. Только один КАМАЗ перед нами горит, что там дальше творится, никто не знает. Лёха кричит водиле, мол, давай, объезжай погорельца и вытягивайся к повороту, там встанешь, до остальных ДШК дотянемся. Илюха по газам. Мы за бронёй вдоль скал. Только из-за уступа высунулись, так сразу и долбануло. Хрен его знает, из чего. Видать, по киризе кто поднялся под самую дорогу и дал кумулятивным. Я к люку бросился, кричу, мол, вываливайтесь, черти, а поздно. Второй удар. И тут то ли граната, то ли это меня крышкой, но ударило так, что отлетел метра на три. И всё. Только ощутил, что горячо сзади и мокро. Смешно, но почему-то тогда решил, что это я сам от страха обгадился. Мне теперь думается, что я и сознание от стыда потерял. Хотя, говорят, что контузия была. А осколок потом вынули. В заднице застрял, в сантиметре от копчика.

С Лёхой уже до дембеля не увиделись. Меня из госпиталя домой комиссовали, в часть не вернулся. Поездом ехал. С соседями по купе пошёл в вагон-ресторан. Нажрался. Они меня на себе через половину состава тащили. Хорошие люди попались. Геологи.

Лёха матюгнулся. Ногу наколол, что ли? Так и есть. Выбрался из воды, сел на песок, пятку разглядывает. Машка подошла. Очки на кончике носа, руками ногу обхватила, соболезнует. Осколок вытащили. Пластырем палец заклеили. На меня смотрят. А я что? Я лежу. Предупреждал же, что не надо в меня это винище из пакета лить. У меня с вином вообще отношения сложные, а с пакетным тем более. Никогда не поймёшь, сколько выпил, а сколько внутри осталось. Лёха ботинки зашнуровал, дохромал до лодки, сел рядышком. Молчит. Мысли мои, что ли, почувствовал?