Даниэль Орлов - Долгая нота (От Острова и к Острову)

Валентин открывал Москву заново. Казалось, что последние лет десять он жил в каком-то другом городе, вдалеке от настоящей жизни. И только сейчас вокруг него начало всё происходить, случаться. Словно питало его эти годы иное электричество — отмеренные кем-то скупые киловатты. Те, что предназначены для ламп дневного света на потолках архивов, для дверных звонков, микроволновых печей да телевизоров. И как не старался, он не мог вспомнить, когда же жизнь превратилась в унылую колготу суток, состоящих из лекций, домашних хлопот и редких посиделок с давно знакомыми и давно неинтересными людьми.

Иногда Валентин сбегал домой и оттуда звонил Ольге, шутил, рассказывал университетские сплетни. Потом жена передавала трубку дочери, и Валентин слушал торопливую скороговорку Варвары, спешащую поведать о какой-то девочке с Барби, о мальчике, который мешал им играть, о том, что они ходили с мамой на кино, о том, что она купается, а мама не позволяет ей залезать на дерево. Поговорив, Валентин всякий раз неподвижно стоял у окна, стараясь унять кислую изжогу совести. Закуривал, наливал себе рюмку коньяку, включал телевизор на кухне. Но происходящее на экране не могло его заинтересовать. Набирал телефон Маринки и через полчаса уже, стоя на коленях, целовал её нервные пальцы в тонких веснушках.

Так прошёл почти весь июнь. До возвращения семьи из отпуска оставалась неделя. В одну из суббот они с Маринкой проснулись уже за полдень, занялись любовью и, насладившись друг другом, курили в постели. Телефон зазвонил, когда Валентин почувствовал возвращение силы и, лёжа на боку, ласкал Маринкину грудь, наблюдая, как твердеет её тёмный сосок.

— Ну вот, выключать надо, — капризно сказала девушка и перевернулась на живот.

Валентин встал и нащупал в кармане висящих на спинке стула джинсов телефон. Звонила жена. Валентин вышел на кухню, прикрыв за собой дверь. Он старался не разговаривать с Ольгой в присутствии Маринки.

— Валя, ты где? — голос жены казался озабоченным.

— Дома, где же я ещё могу быть, — привычно соврал Валентин, — только что из душа вывалился. У нас тут тропики настоящие. Давай осенью, когда будет дешевле, кондиционер поставим. Летом, невозможно находиться в квартире. Как думаешь, Варька не станет простужаться от кондиционера?

— Варька уже простудилась. У неё воспаление лёгких. Мы дома. Валя, ты где?

Валентин резко ощутил горячую шершавую тяжесть в затылке. Словно всю голову обернули разогретым в духовке вафельным полотенцем.

— Оленька, я… Я сейчас. Сейчас буду.

Он нажал отбой и положил трубку на стол. Стоял минуту, собираясь с мыслями. Наконец взял телефон и набрал номер Воскресенского.

— Дрюня, привет. Оля тебе звонила?

— Привет. А что случилось? Не звонила.

— Выручай. Если что, я сегодня у тебя ночевал. Бухали вчера. Хорошо?

— Не бухали, а аккуратненько выпили немножечко водочки. Я всё понял. Во сколько ты вчера ко мне пришёл?

— Я к тебе не пришёл, ты ко мне заехал в универ и забрал к себе.

— Как скажешь. Ох, академик, что-то ты там мутишь! Ладно. Это не моё дело. Но ты уж там осторожнее.

— В каком смысле?

— Во всех. Это я тебе как человек с многотрудным опытом разводов говорю.

— Надеюсь, что до этого не дойдёт.

Валентин бросился в ванную. Наскоро смыл с себя ночь, почистил зубы. Когда он вошёл в комнату, Маринка сидела на кровати, обхватив колени руками.

— Уходишь?

— Варвара заболела. Они приехали.

— Запалился?

— Мне не нравится это слово, — Валентин вдруг почувствовал раздражение.

— Как скажешь, — Маринка завернулась в простыню и посмотрела исподлобья, — Меня бесит, что у тебя есть ещё кто-то кроме меня.

— Маринушка, это моя дочь. Она заболела. И я должен идти. Ты сама всё понимаешь. Ты же умница.

— Ты бежишь не к дочери, ты бежишь к Ольге. Ты бежишь к ней с чувством вины, опасаясь за свой status quo, лихорадочно придумывая, что ты сейчас будешь врать. Обычно ты врешь что-то заранее подготовленное, а сейчас тебе предстоит экспромт. А ты не любишь экспромтов. Ты любишь, когда все понятно заранее. И ты злишься на себя, что ты такой мудак, а она такая хорошая. Злишься на меня, что я совратила тебя — героя и рыцаря, и от того действительно становишься мудаком.

— Перестань! — Валентин никак не мог застегнуть пуговицы на рубашке.

— Обязательно перестану, — в голосе Маринки послышалось недоброе. — Что ты будешь делать, когда я перестану? Ты уже привык ко мне, у тебя ломка начнётся.