Мортен Браск - Девочка и мальчик

– Я так боюсь умереть.

Майя снова и снова выкрикивает эти слова. Умереть, кричит она, кричит, что умрет, что боится умирать, и так было всегда, только теперь я понимаю, что все существо Майи – лишь тонкий покров, скрывающий смерть и страх перед ней, но раньше я никогда по-настоящему этого не понимал. Врач прикладывает ладонь к ее лбу.

– Майя, послушай меня, ты не умрешь, ты не умрешь, – кричит он.

– Я боюсь, очень боюсь.

– Майя, у тебя отслоение плаценты. Ты не умрешь. Но мы вынуждены приступить к операции немедленно. Ты будешь жить, я обещаю, что мы не дадим тебе умереть.

Я так напряжен, что не замечаю молоденькую акушерку, пока она не оказывается в шаге от меня. Она единственная, кто не снует по палате. Она двигается медленнее, чем все остальные, словно перемещается в другом измерении. В одной руке у нее два прозрачных пакета со стерильной одеждой, запакованной в пластик. Брюки, футболка, пиджак, белые шлепанцы на деревянной подошве. Она медленным движением протягивает мне пакеты.

– Вы в порядке? – спрашивает она.

Даже говорит она не так, как все, слова как будто опаздывают в пункт назначения, долетая до меня откуда-то издалека.

– Да, я в порядке.

Я слышу, как говорю эту фразу, но не уверен, произношу ли я слова вслух или только мысленно.

– Вам нужно переодеться в стерильную одежду, иначе вас не пустят в операционную, – говорит она.

Она не отводит взгляд, когда я смотрю на нее. Моргает два раза, медленно, очень медленно, непостижимо, как человек может так медленно моргать.

– Мы скоро начнем, – говорит она. – Наденьте это, а я зайду чуть позже и отведу вас в операционную.

Я беру пакеты.

– Справитесь? – спрашивает она.

– Да, – говорю я.

Я захожу в ванную и закрываюсь. Через дверь слышны голоса. В прямоугольном зеркале над раковиной мое лицо кажется мне незнакомым. Глубокие линии пролегли через кожу, их там прежде не было, они появились в последние несколько ночей. Глаза тяжело лежат в своих глазницах, такими глазами можно следить только за очень медленными, тяжелыми предметами.

Мои пальцы не гнутся и дрожат, у меня никак не получается застегнуть пиджак. Не знаю, быстро я надеваю одежду или медленно, но каждый предмет я вижу ясно и отчетливо, структуру ткани, швы рукавов, печати центральной прачечной, пуговицы с торчащими в нескольких местах нитками. В самом конце я вставляю ноги в белые шлепанцы. Они мне велики на несколько размеров.

Характер звуков за дверью меняется, голоса отдаляются, сигнализация замолкает. Уже открывая дверь, проверяю, застегнул ли я пиджак. В палате никого. Кровать исчезла. На сером полу кровь – в том месте, где стояла кровать Майи.

Я выхожу из ванной. Слегка ковыляю в этих шлепанцах. Только сейчас замечаю, что кто-то красным фломастером написал слово «папа» на их носках. Шаги в коридоре, молодая акушерка заходит в палату.

– Ей делают эпидуральную анестезию, – говорит она.

Она запыхалась, и видно, что она хочет вести меня в операционную прямо сейчас, но замечает выражение моего лица, встает прямо напротив меня и кладет руку мне на предплечье. На ее лице появляется улыбка, голубые глаза теплеют.

– Вы же хотите участвовать в родах? – спрашивает она.

Я киваю.

– Да.

– Иногда люди теряются в этой ситуации, но вам просто нужно сосредоточиться на вашем присутствии там и на Майе.

– Да.

– Собрались с духом?

– Да.

Она ведет меня по коридору к лестнице. Мы спускаемся на два этажа, потом идем несколькими коридорами. Я, спотыкаясь, едва поспеваю за ней в своих шлепанцах. Они тяжелые и скользкие, болтаются на ступнях, и я пытаюсь, прижимая пальцы ног к кожаной поверхности, удерживать их, чтобы не сваливались.

Комната перед операционной. Инструменты на алюминиевом столике, щипцы, ножницы, зажимы, что-то, напоминающее пилу, набор скальпелей, выложенных в ряд в жестком свете операционных ламп. Резкие запахи, емкости со спиртом возле раковин, простерилизованная одежда на плечиках, упакованная в полиэтилен. И повсюду люди, непрерывно движущиеся люди.

Двое хирургов моют руки дезинфицирующим раствором. На лицах маски и защитные очки. Один из них наклонился над раковиной. Из-под бумажной сеточки для волос едва заметно проглядывает маленький участок загорелой шеи. Медсестра подходит к ним с длинными голубыми резиновыми перчатками. Помогает обоим натянуть их.

– Вам нужно надеть это, – объясняет мне молоденькая акушерка.

Она прилаживает ко мне маску, закрывающую рот и нос. И сама надевает такую же.