Такэо Арисима - Женщина

– Хлопот с этой молодежью не оберешься… Ну, пошли!

Он оглушительно расхохотался. Что-то дьявольское почудилось ей в этом смехе, прозвучавшем на фоне неистового рева волн. «Молодежь!» – это было сказано с насмешливой снисходительностью, но, словно признавая за Курати право говорить так, Йоко и не подумала ответить ему насмешкой. Она подобрала шаль и хотела послушно последовать за ним, однако ноги одеревенели и не двигались с места, будто притянутые магнитом. Йоко попыталась сделать шаг, но резкая боль пронизала онемевшее от холода колено, она невольно подалась всем телом вперед и с трудом удержалась на ногах.

– Подождите же! – проговорила она беспомощно. Ока, который шел следом за ревизором, тотчас обернулся.

– Позвольте опереться на вашу руку. Я понимаю, это очень нескромно, мы ведь только познакомились… Но что-то у меня с ногами, не знаю, застыли, наверно. – Йоко поморщилась.

Ока несколько мгновений стоял в нерешительности – эти простые слова остановили его, словно неожиданный удар кулаком в грудь. Наконец он молча приблизился. Еще не коснувшись его, Йоко знала, что он дрожит всем своим тонким, почти как у нее, стройным телом. Курати, не оборачиваясь, шел впереди, стуча каблуками.

Ухватившись за плечо юноши, поминутно вздрагивавшего, как породистая холеная лошадь, у которой волнение толчками пробегает под тонкой кожей, Йоко плелась, сердито уставившись в широкую спину Курати, словно перед ней был враг.

Сладкий крепкий аромат европейского вина, исходивший от еще не протрезвившегося ревизора, казалось, окутал его ядовитым туманом. В небрежном покачивании его плеч ощущалась необузданная чувственность. В Йоко вспыхнуло желание первой женщины, вкусившей запретный плод. Больше всего ей хотелось сейчас заглянуть в душу этого человека. В то же время рука ее, лежавшая на плече Ока, явственно ощущала упругие движения мышц, неожиданно сильных, несмотря на кажущуюся его женственность. Токи, исходившие от обоих мужчин, сплелись в душе Йоко, вызвав в ней бурю чувств. Как отбрасывают сухой лист, слетевший с дерева, так она отмела прочь мимолетную мысль о женихе: «Кимура?.. Надоело… Пусть помалкивает!» В горле пересохло, стало трудно дышать, рука, лежавшая на плече Ока, похолодела. Затуманенные желанием глаза ничего не видели, кроме спины Курати. Она инстинктивно прижалась к Ока и обожгла его лицо горячим дыханием. А Курати шел как ни в чем не бывало, освещая фонарем каждый уголок палубы, проверяя, все ли в порядке.

– Вы куда едете? – ласково спросила Йоко, приблизив губы к самому уху Ока. В голосе ее появились те нотки интимной близости, которые звучат в лепете перестающей сопротивляться женщины. Ока задрожал еще сильнее, не в силах вымолвить ни слова. Наконец он робко спросил:

– А вы?

И напряженно ждал, что ответит Йоко.

– Я думаю остановиться в Чикаго.

– Я… Я тоже, – едва слышно отозвался Ока.

– Вы собираетесь поступить в Чикагский университет?

Ока заколебался и после паузы пробормотал:

– Да.

«Наивный мальчик…» Йоко улыбнулась в темноте. Ей стало жаль Ока. Но, скользнув острым и быстрым, как молния, взглядом по спине Курати, Йоко подумала: «Мне жаль Ока, а тот, быть может, жалеет меня?» С какой-то ненавистью она смотрела на Курати, подавлявшего ее своим превосходством. Он, как видно, рассчитывал свои комбинации, все время опережая ее на один ход. Никогда прежде ей не приходилось испытывать такой ненависти, и она не могла побороть ее в себе.

Расставшись со своими спутниками и очутившись в каюте, Йоко впала в неистовство. Она, как слепая, не видела ничего вокруг. Дрожащими ледяными пальцами она то сжимала, то отпускала длинные рукава кимоно. Машинально сбросив боа и шаль, Йоко нетерпеливо развязала оби и бросилась на койку, даже не распустив волосы. Она обняла руками подушку, зарылась в нее лицом и неизвестно отчего разрыдалась. Но в то время как из глаз ее лились слезы, оставляя на подушке пятна, красные губы дрожали в жестокой усмешке.

Обессилев от слез, Йоко так и уснула не укрываясь. Яркая лампа до утра освещала ее разметавшееся тело.

Путешествие, в общем, проходило однообразно. Правда, море и небо, облака и волны менялись каждую секунду, но пассажиры смотрели на все это с апатией и некоторой растерянностью, ведь они не были поэтами. Все томились и жаждали какого-нибудь, пусть самого маленького, происшествия. Не удивительно, что Йоко без всяких усилий со своей стороны оказалась в центре внимания и разговоры вертелись теперь вокруг нее. Небольшое общество на пароходе, прокладывавшем себе путь сквозь густой, словно примерзающий к нему туман, было постоянно занято Йоко. Все внимательно следили за каждым движением этой молодой женщины, чувственно красивой, которая, по слухам, была не очень счастлива в прошлом. Впрочем, никто не знал ничего определенного.