Стив Айлетт - Шаманский космос

— Бывает, что больнее всего, когда иглу вынимают, — добавил Квинас, явно очень довольный собой.

Касоларо посмотрел мне в глаза.

— Ничего личного.

— Все, что есть — это личное.

Старый добрый клинок, замаскированный под высокие технологии.

Мелоди протянула Квинасу книгу.

— Вот. Нашла у него в номере.

Квинас мельком глянул на книгу и рассеянно пролистал страницы. Мелоди спрятала зеркальную книгу в старую кожаную обложку. Крик, разорванный надвое: это Квинаса втянуло в зеркало. Облако крови осело мелкими каплями на потолке и на полу, окатило присутствующих с головой. Касоларо растерянно обернулся, но Мелоди уже вырубила генератор и обесточила раму.

Ай да Мелоди!

— У меня, джентльмены, язык уже отнялся — столько трепаться. Прошу прощения, но мне пора. — Дрожь помех унялась, и все, кто там был, в ужасе отступили — как будто раньше они не знали, что я могу проникать так глубоко в режим обратного отсчета. Когда я заскользил по линии жизни, зубы у меня во рту раскрошились в порошок. Нервная система взорвалась искрами — выброс энергии при освобождении.

Когда я вышел из собственной кожи, я чувствовал себя белой личинкой. Нагой, как мясо омара, если умеючи вынуть его из панциря.

Симпатично и мило, но очень тяжело

Цепи существуют и в безвоздушном пространстве

Я выбросил тело, как старый рваный башмак. Лица тех, кто при этом присутствовал, превратились в фарфор, потом — в маски из тонкой бумаги на поверхности струящейся пленки; по-прежнему экранированные, а потом — полностью нерелевантные, когда я прошел сквозь картонные здания и влился в атмосферные волны.

Конец — любой из крошечных героев, запомни то, что они тебе скажут. Конец — любое событие. Конец — каждый подросток на загадочной улице приключений. Конец — каждый любовник. Если ты это не сделаешь, значит, сделаю я.

Людские поля были как старые тряпки, разбросанные по земле, заходящее солнце как будто замерло в восторге, громадная кромка и колесо, огонь, снисходивший по небесам в лиловых кровоподтеках. Перекрестие пространственных зрительных линий оплело континент, гора была словно зеленый город идей и предметов, каменные глубины.

Звенящий воздух высоко в небе, вселенная льется потоком в глаза. Я был одиночной однокрасочной клеткой, что неслась сквозь пространство, сотканное из первозданной и юной материи, и порождала великие бури. Шквал ультрафиолетовой геометрии пытался сбить меня с курса. Алые с золотом элементы и зыбкая четкость.

Еще один прочно забытый небесный свод раскрылся перед глазами, темные вибрации в мелкий ожогах света, волны из миллиардов бренных клеток. Вкусовые и обонятельные приливы, исполненные в высоком разрешении, разбиваются о твердыню космоса токсичной пеной.

Пилообразные стробирующие импульсы профильных пространственных изменений сошлись в кипящую, хаотичную массу квантовой пены. Гиперсерые глубины громыхали накапливающей плотностью того, кто ждал впереди. Он разрешал мне приблизиться. Он еще не сравнял ступени. Поднося к губам собственный яд.

Но когда он придвинулся ближе, он как будто низвергся со всех сторон в безбрежном пространстве сложного, безповторного зла. Неспешное биение темных крыльев и множественных подкрылков — колоссальное черное насекомое барахталось на спине в центре нервной сети, расходящейся в бесконечность; дергало миллионами лапок посреди едкой вонючей блевотины и перегоревших проводов.

Его рот в обрамлении ресниц был как глаз, что пытается укусить пространство, он был бесконечно, безумно свиреп в своих судорожных конвульсиях, сгустки зла связывались в узлы и растягивались над его бессмысленной трескотней. Скованный собственной силой, подпавший под собственное влияние. Холодная проникающая коррозия — в ночь океанской трагедии. Ничто его не исцелит, никогда. Сердце, разбитое навеки.

И перед лицом этой твари я испытал пронзительное ощущение высоты. Я осознал всем своим существом, что там, подо мной — пропасть. Предельный ужас распылил решимость. Частичка яда в море отравы. Никакой силы воли в нуле. Никакого героя. Ничего.

Дневной свет прогрыз занавески. Каждая расплавленная слеза у Аликса на щеках — словно короткое замыкание.

— Истина переходит барьер кровь-мозг и остается при этом нетронутой, мальчик.

Мальчик подался вперед.

— Но ты же типа герой. Ты обнаружил ядро, несмотря ни на что, вопреки всем. Про тебя столько рассказывают, там, у могильщиков.