Андрей Степанов - Бес искусства. Невероятная история одного арт-проекта

Прайс опоздал совсем немного. Широко улыбаясь и приветливо помахивая ракеткой, он вошел в зал в сопровождении целой свиты: помимо Синькина, ее составляли господин министр культуры, ректор Школы, участники ХУШО, чиновники из областной администрации, а также высоченная, под два метра, девица в черном, похожая на Уму Турман.

– А это кто? Жена? – шепотом спросил Валя у сидевшего рядом студента.

– Нет, – так же тихо ответил тот. – Исследовательница. У нее грант на его изучение. Говорят, передвижной музей будет делать.

Синькин кратко представил гостя, назвав Прайса «старым боевым соратником», и плюхнулся на место, оставленное для него в первом ряду, где уже расселись хушисты.

Лектор вышел к трибуне и сразу заговорил, быстро и гладко, на чистом русском языке, что для многих слушателей стало сюрпризом.

– Все вы прекрасно знаете, – начал он, – что в последние сто лет передовые художники раз за разом отвергали своих предшественников. Образно выражаясь, бросали их с парохода современности. Так было целый век: они бросали и бросали, бросали и бросали, а пароход все шел вперед. И тут можно предположить следующее: пароход современности устроен так, что движется вперед за счет этого процесса – за счет того, что с него кидают классиков. То есть отказ от прошлого – это не побочная, а самая главная функция актуального искусства, за счет которой вырабатывается энергия поступательного движения. Более того: если перестать их кидать, то корабль потонет.

– И всем станет хорошо и спокойно, – завершил мысль кто-то, сидевший позади Вали.

Пикус оглянулся и тихо ойкнул, узнав Егора Прудоморева. Обычно добродушный бородач выглядел сегодня хмурым и недовольным: лицо его ясно выражало скептическое отношение и к британскому ученому, и ко всем его метафорам. Сильно похудевшего Валю он не узнал, и тот поскорей втянул голову в плечи: общение с бывшим коллегой по ХУШО в его планы не входило.

– Иначе говоря, – продолжал Прайс, – совриску нельзя дать никакого определения, кроме следующего: непрерывное обновление за счет отрицания. Каждый художник стремится стать непохожим на предшественников и современников. И потому совриск нельзя осмыслить как единое целое в рамках одной закономерности.

– Нельзя так нельзя, – пробухтел Азефушка. – Не можешь осмыслить – занялся бы делом каким. Корову бы купил, что ли.

– Так откуда же берется новое? – возвысил голос ученый. – Художники черпают его извне, из того, чем до них пренебрегали. Кредо авангарда можно сформулировать так: «Что не было искусством – будет искусством. Что было искусством – перестанет быть искусством». Только полемика! Только отрицание! Только борьба!

Лозунги вызвали одобрительное гудение в первых рядах, где сосредоточилось радикально настроенное студенчество.

– Однако, оглянувшись назад, – продолжил Прайс, – мы видим, что все отрицания стоят друг друга. Поясню на примере. Предположим, вот это живой классик.

И он указал ракеткой на сидевшего на приставном стуле Костю Никодимова. Тот приосанился.

– А это, скажем, молодой хулиган, который скинет его с парохода современности.

И Прайс безошибочно ткнул в Саню Щипакина, усевшегося прямо на краю сцены, свесив ноги в зал. Щипакин гыгыкнул.

– А дальше наш хулиган тоже сделается классиком и тоже полетит вниз головой в набежавшую волну. А пароход идет, и рано или поздно всем становится пофиг – я правильно произношу это русское слово? – всем становится пофиг, кого сейчас опускают под воду, потому что ни один художник не лучше другого и вообще кидать – это нормально. Понимаете? Кидать – нормально. И в конце концов образуется большой-пребольшой Пофиг, который и есть главный секрет совриска. Понятно я изъясняюсь или нет?

– Да пофиг! – выкрикнул Щипакин.

По залу прокатилась волна здорового смеха. Прайс тоже улыбнулся, а потом извлек из спортивной сумки теннисный мячик и, легонько поддев его ракеткой, переправил Щипакину. Тот поймал, гордо показал всем и сунул в карман.

– А теперь представим себе другой пароход, – сказал философ, когда публика немного успокоилась. – Он идет вслед за первым, в его кильватере. Капитан и команда второго парохода видят, как с первого кидают людей. Тонущие приближаются с криками: «Помогите! Спасите! Мы – ваши культурные ценности!» И команда второго парохода подбирает упавших с первого. Более того. Так же как первый пароход не может идти вперед, если с него не сбрасывают классиков, так и второй не может двигаться, если его команда перестанет их подбирать. И первый пароход, как вы уже догадались, называется «Авангард», а второй – «Культурная память». Да, я забыл сказать, что плывут наши кораблики по реке Лете. А теперь вопрос. Отчего может потонуть первый?