Самид Агаев - Седьмой Совершенный

Борясь со сном, Имран услышал Ахмад Башира, который сказал:

— Какой странный вкус у этого вина.

Абу-л-Хасан, подойдя к дому, крикнул: «Хамза». Дверь тотчас отворилась, и в проеме появился толстый улыбающийся человек. Абу-л-Хасан отпустил охрану и вошел во двор.

— Хамза, — обратился Абу-л-Хасан к управляющему. — Пожалуй, я прикажу, чтобы тебя больше не кормили.

— Почему господин? — встревожился Хамза.

— Потому что всякий раз, когда ты открываешь мне дверь, я опасаюсь, что твои щеки застрянут в проеме.

— Господин шутит, — догадался управляющий.

— Шучу, — согласился хозяин, однако лицо его осталось серьезным. Он вообще редко улыбался. Иногда, на службе, когда этого требовали обстоятельства.

— Вы будете ужинать? — спросил Хамза.

— Буду, — подумав, сказал Абу-л-Хасан. Есть он не хотел, но спать было еще рано. Надо было чем-то занять себя. — Накрой в саду, — добавил Абу-л-Хасан.

— Сегодня холодно, — озабоченно сказал управляющий, — вы можете простудиться.

— А ты жаровню принеси.

— Вина? — вопросительно сказал Хамза.

— Нет, — ответил Абу-л-Хасан. Ему нужна была ясная голова. — Дай воды умыться.

Совершив омовение, Абу-л-Хасан прошел в сад, где стояла небольшая беседка, увитая плющом.

Появился мальчик-раб, неся жаровню. За ним шел Хамза, держа в руках белый шерстяной плащ. Абу-л-Хасан сел и позволил укрыть свои плечи плащом.

— Сейчас подадут ужин, господин, — сказал управляющий.

Абу-л-Хасан кивнул. Мысли его были далеко. Ясно было как день, что Ибн ал-Фурат прибирает власть к рукам и ему мешает независимый от него начальник тайной службы. Удастся ли склонить Абу-л-Хасана на сторону Фурата еще вопрос, куда проще заменить, поставив своего человека. Всегда неприятно почувствовать угрозу со стороны человека, к которому ты относился с симпатией. Такое ощущение, что тебя предали. Усугублялось все это тем, что Фурат был умен. Было бы уместно сравнить их предстоящий поединок со схваткой льва и волка. Львом, понятное дело, был бы Фурат. «Думай Абу-л-Хасан, думай, — сказал себе начальник тайной службы, — ты не имеешь права потерять все, чего добился в жизни. Фурат получил должность по наследству, а ты ее заслужил, значит, ты умнее.»

Фурат пользовался популярностью в Багдаде. Все славили его доброту и щедрость. Он построил на свои деньги приют для сирот и собирался основать больницу. Но мало кто знал, что на благотворительность уходит едва ли сотая часть из тех денег, что он совершенно бессовестно брал из государственной казны.

Подошла молоденькая служанка, поставила перед Абу-л-Хасаном поднос с закусками и, поклонившись, удалилась. Абу-л-Хасан рассеянно взял свежеиспеченную лепешку, положил на нее кусочек козьего сыра, закрыл его листьями салата вазари и принялся жевать. Появился Хамза и остановился в отдалении, вопросительно глядя на хозяина. Увидев его плутоватое лицо, Абу-л-Хасан вдруг что-то вспомнил, и спохватился.

— Послушай, Хамза, — сказал он.

— Да, господин, — с готовностью ответил управляющий.

— А что это за девушка? — недоуменно спросил Абу-л-Хасан, выставив указательный палец и ведя руку в направлении ушедшей служанки.

— Это ваша новая служанка, господин, — бодро сказал управляющий.

— Вот как, — удивился Абу-л-Хасан, — а кто ты?

— Я ваш преданный слуга, — сказал управляющий.

— А я кто?

— Вы хозяин.

— А разве ты не помнишь, что я тебе сказал год назад?

— Помню господин, но если вы позволите, я объясню. Иудей на рынке, Ибн Лайс, бакалейщик, хороший человек, честный, давно у него покупаю. Вот этот сыр например…

— Ну?

— Денег, говорит, не хватает на жизнь, можно сказать, бедствуем.

— Что же он — торгует, а на жизнь не хватает?

— Понимаете, нуждается он. Просил дочке работу найти. Давно просил. Я подумал, что вам приятно будет, для разнообразия. В доме одни мужчины, а тут женское лицо.

— Отправь ее обратно, — сказал Абу-л-Хасан.

— Слушаюсь, господин.

— Чтоб завтра ее здесь не было.

— Повинуюсь, господин.

Хамза исчез, а Абу-л-Хасан зябко передернул плечами и протянул руки к жаровне. Остывающие угли меняли свой цвет от красного до золотого. Абу-л-Хасан подул на них и тут же зажмурился от поднявшейся золы.

Три года назад он поспешно женился, но жена, к которой он на удивление быстро привязался, умерла, не сумев разрешиться от бремени, и оставила в сердце саднящую рану. После этого Абу-л-Хасан отпустил всю женскую прислугу. Почему-то он был абсолютно уверен, что именно таким образом сумеет освободиться от тоски. Воспоминание болью отозвалось в сердце. Абу-л-Хасан крикнул слугу и приказал подать вина.