Самид Агаев - Седьмой Совершенный

— Мы не можем этого сделать.

— Ты, кажется, забыл, как много я для тебя сделал, Убайдаллах?

— Нет, я не забыл. Но в любом случае советую тебе умерить свой пыл и больше не учить меня управлению государством.

Угроза прозвучала в голосе халифа.

— Ты не должен обращаться к халифу по имени, как к равному, — сказал Мухаммад. — Называй его повелителем.

Генерал молча посмотрел на племянника халифа.

— Я вижу, — сказал он, обращаясь к халифу, — что назрела необходимость нам с тобой, повелитель, обсудить одну важную вещь.

— Говори, — сказал халиф.

— Необходимо это сделать наедине, — добавил генерал.

— Ну что ж, — произнес халиф, обращась к своему окружению, — я не могу отказать в этой просьбе столь заслуженному человеку. Оставьте нас.

Люди, находившиеся в зале, поклонились халифу и вышли. Их примеру последовали и Имран с Рахманом.

— Охрану тоже следует удалить, — сказал полководец.

— Не думаешь ли ты напасть на меня? — криво усмехаясь, сказал Убайдаллах.

— Зачем мне было приводить тебе к власти, чтобы теперь нападать на тебя? Пусть уйдут, это в твоих интересах.

— Времена меняются, интересы тоже, — сказал халиф, но охрану все же удалил.

— Известно ли тебе, Убайдаллах, что-нибудь о власти румийских пап? — спросил Абу Абдаллах.

— Почему ты спрашиваешь об этом? — удивился халиф.

— Папская власть — духовная, она не простирается на светскую и военную сферы жизни общества. Румийский папа — владыка над душами своей паствы.

— Что ты хочешь этим сказать? — ледяным тоном, отчетливо произнес халиф.

— Я предлагаю тебе, Убайдаллах, поскольку ты есть самый главный наш имам, то есть лицо духовного звания, заняться духовным воспитанием этой страны. А светское управление оставь мне, я в этом сведущ, ведь я был мухтасибом в Басре. Ты же не станешь отрицать, что я как никто другой, заслуживаю этого. Итак, ты согласен?

Улыбка зазмеилась в устах Убайдаллаха, он встал и подошел к Абу Абдаллаху. Некоторое время они стояли друг против друга. И каждый пытался внушить противнику свою волю. Были они одного роста и телосложения, и примерно одинаковой силы.

— Неужели, — наконец сказал халиф, — неужели, ты презренный раб, хоть на миг допускаешь, что я соглашусь с этим?

— Я не раб, — сказал генерал, — я свободный человек, в прошлом мухтасиб, а ныне воин. Я думаю, что ты согласишься, Саид! Прости, но я устал стоять, я посижу на твоем стуле, жесткое мне на пользу. Поясница, знаешь ли, беспокоит, лекари так говорят, а ты как считаешь? Правы они или есть другие снадобья? Ты ведь тоже по этой части.

Генерал обошел халифа и сел на трон. Если бы сейчас в зале сверкнула молния, халиф не был бы так поражен. Убайдаллах медленно повернулся и спросил свистящим шепотом:

— Кто рассказал тебе?

— Это не имеет никакого значения, — ответил генерал.

— Что еще тебе известно? — спросил халиф.

— Мне известно все.

— И у тебя есть доказательства?

— Вот протокол твоего допроса в тюрьме Сиджильмасы.

Генерал достал из рукава свиток бумаги и показал халифу.

— Тебе никто не поверит, — с тревогой сказал халиф.

— Поверят, — успокоил его Абу Абдаллах, — население меня любит, а ты настроил их против себя, увеличив налоги. Они будут рады поверить мне. А если ты надеешься на верхушку ас-сабийя, то им будет интересно узнать, как ты предал своих сторонников во время Карматского восстания в Сирии в 285 году и трусливо бежал, бросив всех, в том числе и свою родню, на произвол судьбы.

Сохранявший спокойствие Убайдаллах вдруг потерял присутствие духа. Он занервничал и несколько раз оглянулся на двери.

— Я думаю, — продолжил генерал, — что среди твоих приспешников быстро найдется какой-нибудь новый махди, который с удовольствием займет твое место.

— Чего ты хочешь? — наконец спросил Убайдаллах, сразу подумавший о племяннике.

— Справедливости, — ответил полководец. — Ради нее я завоевал эту страну. Ради нее, когда-то взволнованный речами твоих проповедников, я бросил все и пошел за вами.

— Если ты все знал, почему же молчал до сих пор?

Я привык соблюдать правила игры. Это была твоя игра, и я принял в ней участие. Сказка про мессию, — это для народа, который ни что иное, как большой ребенок. Мне все равно, в какие одежды рядится человек, зовущий к справедливости. Мне важно, чтобы он сдержал свое слово. Ты свое слово не сдержал, я это понял. Но сделанного не воротишь, пусть все останется, как есть. Ты имам, халиф будешь духовным повелителем мусульман. Раккада останется твоей резиденцией. Я назначу тебе подобающее содержание. Вопросы религии — вот твоя власть, а управление государством я возьму на себя.