Самид Агаев - Седьмой Совершенный

Услышав шорох, Ахмад Башир открыл глаза и, скосив их, увидел, как рядом на колени опускается Абу-л-Хасан. Сахиб аш-шурта кивнул ему и обратил лицо в сторону минбара, откуда раздался зычный голос имама. Настало время молитвы, салят аль-аср.

Все встали, подняли ладони и вслед за имамом произнесли «Аллах акбар», затем, продолжая стоять и, вложив левую руку в правую, молящиеся стали вполголоса повторять «Фатиху» — первую суру корана:

«Во имя Аллаха милостивого, милосердного! Хвала — Аллаху, Господу миров, милостивому, милосердному, царю в день суда! Тебе мы поклоняемся и просим помочь! Веди нас по дороге прямой, по дороге тех, которых Ты облагодетельствовал, — не тех, которые находятся под гневом и не заблудших». Затем имам приступил к молитве.

Отговорив положенные слова, он сделал паузу для того, чтобы смочить себе горло. В зале в это время возник негромкий гул от того, что верующие принялись переговариваться друг с другом. Затем имам перешел к хутбе. [54] Проповедь после молитвы, по пятницам произносится перед молитвой. «Каждый пророк до пророчества был верующим в своего господа, — сказал имам, — знающим о его единственности, либо в следствии умозрительных доказательств, либо в следствии религиозного закона предшествующего пророка. О нашем пророке говорят, что до нисхождения на него откровения он следовал вероучению Ибрахима — мир ему! Это допустимо разумом, но об этом нет предания. Утверждали также, что он следовал религиозному закону Иса — мир ему. Это допустимо, но об этом нет предания…»

— Какие новости? — вполголоса спросил Абу-л-Хасан.

— Все прошло успешно, — ответил Ахмад Башир, — Имран исчез вместе с исмаилитским проповедником. Теперь ждем от него известий.

— Как бы он совсем не исчез.

— Человек не птица, а городские ворота под наблюдением.

— Хорошо.

— Вот список людей, прибывших в город за истекшие сутки.

Сахиб аш-шурта протянул бумажный свиток. Дабир принял список и спрятал в рукаве.

— Посмотрю в кайсаре, — сказал он, — а вы смотрели?

— Я сам его писал, — заметил Ахмад Башир.

— Есть какие-либо соображения? Подозрения?

Сахиб аш-шурта покачал головой:

— Ничего определенного. Я вот что думаю, может назначить вознаграждение, пустить по городу глашатая?

— Не надо раньше времени, а то мы его спугнем.

— Раньше какого времени? — с сарказмом спросил начальник полиции.

— Раньше того времени, когда это будет необходимо, — невозмутимо ответил чиновник из Багдада — дока в канцелярских формулировках, — подождем сведений, которые добудет ваш человек.

— Не следует обольщаться насчет моего агента, — сказал сахиб аш-шурта.

— Что это значит? — ледяным голосом спросил дабир.

— Это обычный крестьянин. Не думаю, что он проявит чудеса расторопности. Я смотрел его уголовное дело. Он проломил голову налоговому инспектору, кстати, я бы на его месте сделал то же самое, а затем пошел и сдался мухтасибу, а мог бы скрыться. Кто бы стал его искать? Наивный сельский житель.

— Странно слышать все это из уст начальника полиции, — недовольно сказал Абу-л-Хасан. — Я полагал, что вы отнесетесь к этому делу с большой ответственностью.

— Прошу прощения, — сказал привыкший к вседозволенности сахиб аш-шурта, упустивший из виду, что его собеседник — столичная штучка, — у меня плохое настроение, все видится в черном свете. Жена, будь она неладна, пьет мою кровь, к вашему делу я приложу все силы.

Абу-л-Хасан кивнул.

— Да, — смягчаясь сказал он, — понимаю вас и сочувствую.

В это время имам, приводя слова Посланника возвысил голос: «Всякий раз, как мы отменяем стих или заставляем его забыть, мы приводим лучший, чем он, или похожий на него».

Этими словами он закончил проповедь. Люди стали подниматься и выходить из молитвенного зала.

Сахиб аш-шурта взял у дежурного сводку происшествий по городу и, не заходя в свой кабинет, вышел во внутренний дворик и крикнул евнуха. Появился Али, почтительно поклонился и замер в ожидании распоряжений.

— Где госпожа? — спросил хозяин.

— Спит, — ответил Али.

— Приведи наверх Анаис.

— Слушаюсь, господин.

Сахиб аш-шурта поднялся по винтовой лестнице на крышу дома, где был навес, закрытый от посторонних глаз. Здесь лежал толстый индийский ковер, конфискованный у мошенника-торговца, несколько муттака и одеяло. Ахмад Башир снял сандалии, скинул кабу и лег, подложив под голову подушку. Подумав, он бережно снял чалму, обнажив плешь на макушке, и положил рядом. Голову приятно захолодило. Здесь на крыше было не так жарко, к тому же веял легкий ветерок. Ахмад Башир с наслаждением потянулся и лег на бок, держа перед глазами сводку. Вскоре послышались шаги, и на крыше появилась молодая красивая девушка. Она была в голубом платке, накинутом на голову, в длинной, до колен, рубашке и шароварах.