Жорж Перек - Исчезновение

Вопреки Томасу Манну у меня свое заключение, был непреклонен в вере своей Антон Вуаль, ставя последнюю точку в романе или, скорее, в черновике, если не сказать в наброске плана романа, ибо пусть даже он и представлял себе в достаточной степени ход его развития, ему все равно так и не удалось прийти к узловому пункту Повествования: рассказ его ограничивался какими-то двадцатью пятью или двадцатью шестью отрывками – он отшлифовал лишь некоторые места: сделал довольно тонкий портрет Эньяна, набросал крупными мазками портрет Архидука, так что образ его уже улавливался («громила, небритый, с длинными рыжими бакенбардами» – видно, что его вдохновляло воспоминание об отоларингологе, умудрившемся – надо же! – его развеселить); он тщательно проработал, правда, в очень небольшом фрагменте, забавный говор хитрого крестьянина, который переправил Эньяна на островок; картина поединка в его исполнении была столь тонка, что ее наверняка смогли бы без изменений, не краснея, предложить своему читателю такие писатели, как Поль Моран, Жироду и Мопассан. Но дальше этого он не продвинулся, в своем Дневнике он оправдывал себя – если, утверждал Антон Вуаль a priori, роман мой может быть закончен, то его нужно закончить; но, продолжал он, если роман будет закончен, то не выйдет ли он, Вуаль, на знание столь светлое, чистое, прочное, что никто из его читателей, овладев этим знанием, не проживет в нем даже мгновения? Ибо, продолжал он, вымыслу было угодно, чтобы Сфинксу противостоял Эньян. Тот исчез, и никакой триумфатор Логос – абсолютная идея и мировой разум – не проявит более свои утешающие способности. Следовательно, заключал он, ни одно повествование никогда не исключит случая. Однако, добавлял он ниже, у нас нет выбора: нам нужно во что бы то ни стало знать, что в любой момент на нас может напасть Сфинкс; нам нужно знать – а мы этого никогда не знали, – что в любой момент нам будет достаточно одного слова, одного звука, одного «да», одного «нет», чтобы незамедлительно его победить. Ибо – так говорил Заратустра – ни один Сфинкс никогда не устраивал себе гнезда вне человеческого Дворца…

Антон Вуаль исчез в День всех святых.

Тремя днями раньше он прочитал в вечерней газете сообщение, сильно его встревожившее.

Некий индивидуум, злого могущества которого боялись настолько, что даже не называли его имени, проник ночью в здание Муниципального Комиссариата и похитил досье с документами огромной важности: в них содержались сведения, компрометирующие трех высокопоставленных полицейских чинов, заправлявших делами в Доме Пулага. [82]Чтобы избежать скандала, нужно было как можно скорее вернуть досье на место: дерзкий похититель знал, кому их можно предложить. Но хотя полицейские, убежденные в том, что он спрятал компромат у себя дома, перерыли там все по меньшей мере раз двадцать, отыскать документы так и не удалось.

Играя ва-банк, комиссар полиции Ромен Дидо [83]в сопровождении своего любимого аджюдана Гарамона [84]встретился с Дюпеном, известным своим непревзойденным чутьем.

– Дело обстоит так, – сказал комиссар, – что мы ни в коем случае не можем упустить эти документы; если бы речь шла об обычных бумагах, то это причинило бы нам минимальный вред. Но в данном случае мы имеем дело со шмелем слишком значительным…

– Со шмелем? – удивился Дюпен, не знавший этого слова в том значении, в котором употребил его Дидо.

– Простите за жаргон, – улыбнулся Дидо, – скажем так: нам кажется, что речь идет о пропаже бумаг, жизненно важных для нас. Эта кража уничтожает, делает тщетной, теряющей смысл всякую организационную работу – она ослабляет нашу дееспособность по меньшей мере в пять раз!

– Следовательно, вы перерыли все в доме прохиндея раз двадцать? – снова задал вопрос Дюпен.

– Да, – ответил Дидо, – но впустую. Искали, однако, и в других местах.

– Вот что мне совершенно ясно, – сказал Дюпен. – Ты все перерыл, прощупал стены и потолки, но совершенно без толку, потому что у тебя есть глаза, но ты ничего не видишь. Неужели ты не понял, старый пень, что твой парень сделал ход куда более интересный, а именно: он не спрятал добычу в какое-нибудь укромное место, а обработал ее соответствующим образом – так, что досье стало неузнаваемым, а затем положил этот самый компромат на самом видном месте, [85]ты прикасался к нему раз десять, не меньше, и не знал, и не думал, и не хотел подумать, что держишь в руках не какую-нибудь дребедень, а как раз то, что тебе нужно!