Ариэль Бюто - Самурайша

Хисако поднимается на третий этаж по лестнице, застеленной потертым линолеумом. Пахнет больничной едой, из-за приоткрытых дверей доносится жалобный писк и кряхтенье новорожденных, персонал одет в розовое, сердца переполняются счастьем.

Накануне Рейко родила дочку, и ее муж Поль сразу позвонил Хисако. Они подружились еще в те времена, когда приехали из Японии учиться у профессора Монброна и жили в одной комнате в общежитии. Теперь они редко видятся, но Рейко ходит на все парижские концерты дуэта Берней и часто звонит Хисако. Рейко вышла замуж за француза, но радость рождения первенца захотела разделить с соотечественницей.

Палата № 123. Хисако охватывает беспричинный страх. Она никогда никого не навещала в больнице и не знает, что положено говорить. Она купила девочке в подарок крошечное платьице (выбирала придирчиво, с любовью, как для своей малышки) в том чудесном магазине, перед которым иногда останавливалась и мысленно составляла гардероб для ребенка, которого у нее никогда не будет.

Хисако не успевает постучать — дверь распахивается, в коридор выскакивает счастливый отец.

— Ох, простите! Здравствуйте, Хисако. Входите же, входите! Простите, что не составлю вам компанию, но мне нужно к поставщику. Здешняя еда просто чудовищна!

Поль убегает, переполненный чувством собственной значимости, которую все мужчины так хорошо умеют изображать даже в самые сложные моменты жизни.

Они остались в палате втроем. Потрясенная Хисако стоит перед обессиленной, сияющей от счастья молодой матерью, которая держит у груди Матильду. Ребенок, новый центр мироздания, трехкилограммовое чудо. Девочка выглядит такой хрупкой, что у Хисако от умиления и жалости слезы подступают к глазам.

Насытившись, Матильда выпускает изо рта красный влажный сосок. Смущенная Хисако не знает куда девать глаза.

Нужно что-нибудь сказать, восхититься красотой новорожденной, соврать что-нибудь насчет сходства с родителями, но Хисако ничего не приходит в голову, чего сияющая Рейко, к счастью, не замечает. Она говорит за них обеих, рассказывает, как проходили роды, благодарит за подарок — ничего лучше ей еще не подарили.

— Хочешь ее подержать? — предлагает она со сдержанным великодушием маленькой девочки, дающей подружке поиграть со своей любимой куклой.

— Ой, даже не знаю… Я никогда не брала на руки младенца, а она такая крошечная…

— Не бойся! Садись на кровать, вот так. Поддерживай рукой головку. У тебя замечательно получается, смотри, ей нравится! Ты как будто всю жизнь этим занималась!

Ладонь Хисако ласкает мягкую, покрытую шелковистыми волосиками головку Матильды, от девочки исходят тепло и запах молока.

«Эта крошка не знает меня, но ее доверие к миру безгранично, — думает Хисако. — Она вряд ли почувствовала, что лежит на руках у другой женщины. Она — чужая дочка, но мне хочется покрыть ее поцелуями и забрать с собой. Какую цену я заплатила бы за счастье материнства? Уж никак не меньшую, чем когда-то Виолетта Фужероль…»

— У тебя однажды появится свой малыш, — шепчет Рейко.

— Эрик не хочет детей. Из-за дуэта, из-за нашей карьеры…

— Всегда приходится выбирать. Я не путешествую, как ты, по миру, и жизнь у меня совсем не такая увлекательная. Как же я тебе завидовала! Но в тот момент, когда врач положил мне на живот Матильду, я поняла, что не хочу никакой другой жизни.

Ноготки малышки похожи на крохотные перламутровые раковинки, они щекочут палец Хисако. Молодая женщина судорожно вздыхает, Матильда отпускает ее палец, хмурит лобик.

— Похоже, моя маленькая обжора снова проголодалась. Давай ее сюда.

Существо в розовой пижамке возвращается к матери. Хисако кажется, что у нее мгновенно кончился запас кислорода.

Рейко достает другую разбухшую от молока грудь. Ее живот напоминает опавшее суфле. От прежней юной красоты не осталось и следа, но никогда еще она не выглядела такой гордой, не была так довольна собой. Рейко обнимает ребенка, отгораживаясь от Хисако.

— Уже уходишь?

— Нужно собрать чемоданы. Завтра мы улетаем в Нью-Йорк.

— Неужели в Карнеги-Холл?

— В том числе… Будет даже Белый дом. Нас пригласила президентская чета.

По лицу Рейко пробегает тень, она на мгновение отвлекается от кормления.

— Как тебе везет, Хисако!

— Тебе тоже, Рейко. Ты родила самую красивую маленькую девочку на свете.

Они обнимаются. Каждая как в зеркале видит в другой мечту об иной жизни.

Хисако выходит из палаты Рейко и бежит по коридору, сжав кулаки и сцепив зубы, она должна окунуться в городской шум, чтобы никто не услышал стонов ее несчастного сердца.