Илья Игнатьев - Я возьму тебя с собой

Мы с Пашкой некоторое время молча смотрим друг на друга. Пьяный Заноза… Боги, Боги! Ворвавшись в комнату, мы с Пашкой наблюдаем следующее, потрясшее нас, зрелище. Никитос устроил всё-таки нечто. Посреди комнаты, на ковре, лежит неведомо откуда взятая им, свёрнутая вчетверо простыня. В её центре дованивает огрызок ароматической свечи в окружении двух тарелок с бутербродами, трёх груш, грозди винограда, а по краям лежат три бумажные салфетки. Сбоку пристроилась моя подушка. Это-то и будет главное место, - понимаю я, и совершено ясно, для кого оно предназначено… А сам Никита, подперев подбородок крепеньким кулачком, задумчиво взирает на это великолепие сверху, чуть отстранённо… Так, наверное, смотрели на свой Парфенон Иктин и Калликрат…

- Ну, ты даёшь, братан… - восхищается Пашка, и застенчиво смотрит на меня. - Ты ничего, Илья, ладно? Не ругай его, чего уж там…

Я подхожу к Занозе, сажусь перед ним на корточки, осторожно берусь за его стройные икры, и, глядя ему в серые, Пашкины, глаза, проникновенно говорю:

- Никитка, я не могу сказать тебе, кем ты будешь, когда вырастешь, - не знаю я этого, - да кем захочешь, тем и станешь! Вот, - но то, что тебя в этом Мире века будут помнить, - это я тебе точно говорю. А ну! Нос опусти щас же!

Я легонько хлопаю Занозу по упругой попке. Мы все втроём смеёмся…

Вот мы садимся за наш, - Никитин, - импровизированный стол. Темнеет, время уже после десяти. Я включил настольную лампу, направив её в стену, выставив регулятор яркости на половину. Нашими с Пашкой усилиями стол своим блеском превзошёл даже замысел создавшего его Никитоса. Кола, яблоки и шпроты, ветчина и сыр. Груши, виноград, японкие сладости в маленьких, с напёрсток, корзиночках. Конфеты, шоколадная паста с миндалем, бокалы тонкого стекла, и для каждого из нас нарядная яркая тарелка из маминого сервиза. Никита даже теряет на некоторое время дар речи. Тем более что я, не выдержав его напора, достал ему спальный мешок, - вот он у него, под боком, - чтобы вдруг Пашка не покусился, не дай бог… А сам Пашка чего-то беспокойно крутится и с сомнением поглядывает то на меня, то на Занозу, поглощенного какими-то своими одиннадцатилетними мечтами. А-а, - ну да. Коньяк. А, собственно, почему бы и нет?

- Братцы сероглазые, а отчего бы нам не выпить, а?

- Я налью! - оживляется очнувшийся Никита, и тянется к бутылке колы.

- Погоди, Никитос, я имею в виду, - по-настоящему! Ну, по-взрослому, блин. А, Паш?

Пашка стучит себя по лбу согнутым пальцем, и отрицательно машет золотистой головой. Никитос переводит разгорающийся взор с меня на брата, подскакивает на месте, и орёт:

- Круто, Ил! Ну, ты, воще! Пашка, не хочешь если, вали на балкон! И фиг бы с ним бы, Ил!

- Новиков, ты в своём уме? - тихо говорит Пашка.

- Вполне, - отзываюсь я. - Ты что ж, думаешь, я кого-нибудь тут из-под контроля выпущу? Спокойно, Паша. Так, доставай вино. Слушай меня, Никита. Да не вертись ты! Пружина… Вот. Значит так. Сейчас мы тебе с Пашкой вина нальём. Тихо! Капельку, сказал, лизнуть только. А мы чуть-чуть коньяка выпьем, понял? Мал ещё! Сиди ты! Твоё от тебя не уйдёт. Пашка, передай мне коньяк. Вот, Никита, и чтобы никому! Могила чтобы, а то…

Никитос быстро-быстро кивает головой, не сводя с меня влюблённого взгляда. Пашка легонько щёлкает его по носу и добавляет:

- Никишечка, ты мне брат или ты мне кто? Ну, вот, брат, конечно. Тогда ты уж не говори папе с мамой, что я покурю тут чуть-чуть…

- И я! Вместе, Пашка! Молодец, ёлы-палы!

- Вот это уж никогда! - я подпускаю в голос интонации Гирса, Никита удивлённо на меня смотрит.

- Да уж, Никитка. Это лучше не надо, Илья мне тогда… Тебе же брат-инвалид не нужен? Вот и ладненько.

Тут звонит телефон, я спохватываюсь, - ёлки, я ж маме так и не позвонил!

- Братцы! Это же мама моя! Вот же тетеря я.

Я беру трубку, - так и есть…

- Илья, в самом деле! - и мама замолкает…

- Мам, прости, пожалуйста! Вот совсем, понимаешь, закрутился! Тут у Кузнецовых старших на работе пожар какой-то, их туда вызвали. Вот, а Никитка у нас, - сама видишь, какое дело… Прости, а?

- Пожар? Что за пожар, Илюша, а это не опасно?

- Не думаю, мам. Да его потушили уже. Дядя Саша сказал, что обошлось всё. Вот, так что я тут с двумя сероглазыми воюю…

- Ясно… - посмеивается в трубку мама. - Ты не думай, Илюшка, что отмазался, приеду, - будет у нас с тобой разговор! Так, это ладно. За Никиткой там поглядывай, - мамин голос переходит на шёпот, - сам ведь знаешь…

Я кошусь на братьев, - они шёпотом, потихонечку, о чём-то там своём переругиваются…