Джонатан Коу - Клуб Ракалий

Мысль о поездке в паб встревожила Бенжамена. Что, если они отправятся в одно из тех заведений, в которые заглядывают и члены его семьи, — в Аберсох или Ллангедан? Выяснилось, впрочем, что волновался он понапрасну. Глин остался неколебимым в своем желании держаться подальше от отпускников, и путь, им выбранный, вылился в приятную двадцатиминутную поездку к одному из самых отдаленных и редко посещаемых уголков полуострова. Они проехали через Абердарон, где все еще жил, служа приходским священником, поэт Р. С. Томас («Великий человек, очень великий», — проинформировал своих спутников Глин), потом, где-то над Учминиддом, плавно повернули к холмам. В нескольких сотнях ярдов от побережья возвышался скалистый Инис-Енлли, остров Бардси, на котором стоял некогда монастырь, легендарное место паломничества.

Дом, к которому привез их Глин, на паб не походил совершенно. А походил он на выбеленное известью фермерское жилище под соломенной крышей. Пятерка овец пощипывала у двери тощую травку, машин поблизости не наблюдалось, как не наблюдалось и вывески, зазывавшей людей вовнутрь. Бара в доме также не обнаружилось — лишь пара столов да огромная дубовая бочка у каменной стены; клиенты — если это верное слово — просто нацеживали себе из бочки красноватого, еще не перебродившего пенистого пива. При этом никакие деньги из рук в руки вроде бы не переходили.

За одним из столиков уже сидело трое мужчин. Увидев Глина, они встали. Последовали, и во множестве, хлопки по спинам, рукопожатия и валлийские приветствия. Мужчины поприветствовали и Бена с Сисили («Добрый вечер»), однако дали им также понять — не напрямую, но твердо, — что сесть обоим лучше наособицу, за другой столик. Вскоре стало ясно, что такое распределение мест более чем разумно. За столом четверки друзей начала набирать ход замысловатая игра в криббидж, перемежавшаяся долгими разговорами, порой громогласными, порой ведомыми вполголоса и серьезно, при этом собеседники время от времени мерили непрошеных английских гостей критическими взглядами.

— Я этих людей уже видела, — сказала Сисили, отважно хлебнув пива и сморщась от густой его терпкости. — Они иногда заходят к нам — обычно после того, как тетя ложится спать.

— О чем они разговаривают?

— Думаю, о политике. Все они ярые националисты.

Бена это шокировало. О валлийских националистах он знал из выпусков новостей. Они поджигали коттеджи, в которые люди приезжали сюда на летние отпуска.

— Так твой дядя националист?

— Разумеется. Он то и дело высказывается на этот счет в английских газетах, наживая кучу неприятностей. Он и ИРА одобряет.

Тут уж Бенжамен и вовсе вытаращил глаза. Годы и годы, с самого взрыва бомбы в том пабе, а может, и до него, он не слышал об ИРА ни от родных, ни от друзей, ни от школьных учителей, ни от телевизионных политиков — ничего, кроме слов поношения и презрения. Тех, кто состоял в этой организации, какими только кличками не награждали — от детоубийц до безумцев и психопатов. Ему и в голову никогда не приходило, что на них можно смотреть как-то иначе. Глин мог вести себя устрашающе, однако он приходился Сисили дядей, и она явно любила его, и потому Бенжамен не мог сомневаться в том, что человек он по сути своей достойный. И вот вам. Оказывается, он принимает сторону ИРА! Сторону тех, кто убил Малкольма, кто причинил Лоис ужасные страдания. Как же это возможно? Или мир еще даже более сложен, чем ему представлялось, и у каждого аргумента имеется своя оборотная сторона? И как тогда людям наподобие Дуга удается — в таком-то мире — сохранять твердость и с такой уверенностью держаться за свои четко очерченные политические убеждения?

— ИРА причинила моей сестре столько страданий, — сказал он. То была простая констатация факта, придумать что-либо лучшее он не смог.

— Как она, Бен? Он вздохнул.

— Да не так уж и плохо. В последние дни даже повеселела. Мама с папой надеются, что в ближайшие два-три года она сможет вернуться в шестой класс, сдать экзамены повышенного уровня, а там, может быть, и об университете подумать.

— Столько времени уже прошло, правда? Почти четыре года.

— Ну ты же понимаешь, временами ей становилось хуже. С ней и сейчас надо обходиться очень осторожно. Всего несколько дней назад Пол снова ее расстроил.

— А что произошло?

— Да поставили мы под вечер стол рядом с прицепом, решили полакомиться сосисками. Папа поджарил их на барбекю. И тут — помнишь ту жуткую драку, о которой я тебе рассказывал, между Калпеппером и Стивом, — ну вот, Пол начал меня о ней расспрашивать. И расспрашивал, и расспрашивал. Причины драки или еще что его не интересовали, ему просто требовались кровавые подробности. «Так он ему нос сломал? И много натекло крови? А трещины в черепе не было?» — в таком вот роде. А Лоис и слышать-то эти разговоры не может. Слишком они напоминают ей о том, как… как, наверное, выглядел Малкольм. Она начала кричать на Пола: «Перестань! Перестань! Перестань!» — а потом запустила в него сосиской, ушла в прицеп и часа два проплакала. На следующий день она все утро пролежала в постели, а мы отправились в Пулхели за покупками — все, кроме папы, он остался присматривать за ней. И где-то около полудня она просто встала, оделась и сказала, что хочет пойти погулять. И пропала до самого вечера. Конечно, все мы места себе не находили от беспокойства, хоть я и не сомневался, что в конце концов она возвратится. Она и возвратилась. Но только говорила потом, что ничего не помнит, не может сказать, где была, вообще ничего.