Джон Берендт - Полночь в саду добра и зла

Как бы то ни было, но сплетни и болтовня, возмутившие спокойствие города в первые недели после убийства, постепенно улеглись, уступив место общему мнению о том, что дело это будет спущено на тормозах. По всем признакам имела место необходимая самооборона, либо преступление совершено в состоянии аффекта. Подобные дела рассматривались тихо и неспешно, особенно если обвиняемый уважаемый человек без преступного прошлого. Саваннцы хорошо помнили прежние убийства такого рода, когда подозреваемые с хорошими связями оправдывались судом, невзирая на всю очевидность их вины. Вот один из самых живописных примеров такого рода: некая незамужняя дама заявила, что ее джентльмен-любовник застрелился из ружья, сидя в кресле-качалке в ее гостиной. Дама вычистила ружье, спрятала его в шкаф, велела набальзамировать тело убитого и только после этого обратилась в полицию.

– О, Джим Уильямс вероятнее всего выпутается из этой истории, – сказал саваннский аристократ Прентис Кроу, – но ему придется столкнуться с некоторыми трудностями. Найдутся люди, которые станут возмущаться тем, что Джим застрелил этого парня – именно этого. Дэнни Хэнсфорд был хорошим… кавалером, хорошим во всех отношениях, как для мужчин, так и для женщин. Вся беда для Уильямса заключается в том, что Дэнни еще не сошел с круга и очень многие надеялись познать его ласки, но теперь, когда он убит, надеждам этим не суждено сбыться. Именно это я имею в виду, говоря о возмущении.

Сонни Кларк куда более прямолинейно высказал ту же мысль в баре Оглторпского клуба:

– Вы знаете, что говорят в городе о Джиме Уильямсе? Говорят, что он застрелил самую лучшую задницу в Саванне!

Весь город был буквально захвачен сенсационной перестрелкой, и много недель спустя после нее саваннцы частенько заезжали на Монтрей-сквер и по несколько раз объезжали ее. Потрепанный журнал «Архитектурный дайджест» за сентябрь-октябрь 1976 года с планом Мерсер-хауз ходил по рукам и те, кто никогда в нем не бывали, прекрасно представляли себе, что Дэнни Хэнсфорд убит между старой картиной, авторство которой приписывают племяннику великого Томаса Гейнсборо, и инкрустированным золотом столом, которым некогда владел император Мексики Максимилиан. Люди злорадно цитировали заключительные строки статьи из «Дайджеста», приобретшие теперь иронический оттенок: «Очарование города и его образа жизни нашло свое выражение в тщательной и любовной реставрации Мерсер-хауз – дома, некогда поврежденного войной, преданного забвению, но ставшего благодаря трудам Уильямса средоточием гармонии и спокойной жизни».

В деле Джима Уильямса имелась только одна большая неувязка – Спенсер Лоутон, новый окружной прокурор. Лоутон получил должность слишком недавно, чтобы стать предсказуемым. Кроме того, он был многим обязан Ли Адлеру, который своим покровительством и помощью немало способствовал назначению Лоутона, а всем была известна давняя вражда между Джимом Уильямсом и Ли Адлером. Этот человек, если бы захотел, мог бы очень сильно повлиять на исход дела. В частном разговоре он мог побудить Лоутона примерно наказать Уильямса или проявить мягкость, но последнее было маловероятно. Находились смельчаки, открыто спрашивавшие об этом Адлера, который неизменно отвечал: «Спенсер Лоутон – вполне самостоятельный человек».

В течение месяца, прошедшего после злосчастной перестрелки, новый окружной прокурор не привлекал ничьего внимания, держась в тени. Его имя ни разу не было упомянуто в связи с делом. Все заявления прокуратуры исходили от первого заместителя прокурора. Предварительные слушания назначили на семнадцатое июня, и к этому времени Лоутон должен был решить, предъявлять или не предъявлять Уильямсу обвинение.

За пять дней до начала слушаний Спенсер Лоутон выступил перед Большим жюри графства Чатем на секретном заседании. Большое жюри действовало без промедления. Джиму Уильямсу было предъявлено обвинение в убийстве первой степени – то есть в заранее подготовленном умышленном убийстве. Суровость обвинения вызвала недоумение. Если обвинение вообще должно быть вынесено, то, согласно общему мнению, в непредумышленном случайном убийстве, что вполне согласовывалось со всей предысторией происшествия. Лоутон не стал публично обсуждать свое решение, сославшись на то, что криминалистическая лаборатория еще не дала полного ответа на поставленные вопросы. Как бы то ни было, но Джиму Уильямсу предстоял судебный процесс.