Алексей Шерстобитов - Онколига [СИ]

Хороший был этот человек и Господь дал ему, хоть и под конец, вымученные выстраданные минуты, позволившие уйти, без страха, с радостью и в спокойствии… Он то и отставил мне эту коробку, со словами: «Невинного да оправдает» — из исповеди понял я о чем он. Находящееся там внутри мне не известно, но по словам исповедника того, имеет отношение к делу, вами рассматриваемому. Не знаю, как поступил бы я, будь он жив — уверен он сам бы стоял на этом месте, но сейчас, исполняя последнюю волю усопшего раба Божиего, открываю мне сказанное. Убил, исповедавшийся мне, другого человека, убил, как ему казалось в тот момент, ради торжества справедливости…, с человеческой точки зрения может быть и так — не могу осуждать, и многие бы хорошие и справедливые люди, вполне возможно, повторили бы его поступок, преступая заповедь Господа. Грех — всегда останется грехом! Он покаялся…, но каждый грех накладывает свою тень не только на одного человека, виновного в нем, но многие страдают, ибо все взаимосвязано. Примите, дар этот из Царствия Небесного, и да станет он спасительным…

— Ааа… вы уверены, что там не бомба?

— Можете выйти, я сам открою… — Аргумент подействовал, судья привстал, несколько медля в такой необычной ситуации…, пробежался взглядом по застывшим лицам, несущим тень заинтригованности, и снова остановился на молодой женщине, бесшумно шевелящей губами: «Кто?»… Тут его осенило — он вспомнил — по телевизору показывали ее свадьбу с одним человеком, отбывающим наказание в колонии строгого режима, на обоих были костюмы…, они были, как гангстер и его женщина — шикарная мода, он тоже был влюблен в нее, и дома, в своем гардеробе имел ни один костюм того времени, вот только кто был этот мужчина, он не вспомнил… На это наложилась другая догадка, вообще это первое, что он обязан был спросить сам:

— Владыка…, а кто был этим человеком, может быть озвучите его имя нам, что-то еще скажет… Вы же можете это имя огласить, это ведь не противоречит тайне исповеди?

— Совсем не противоречит… Думаю, вы получите это имя, обследовав внутреннее содержание, что станет неопровержимым доказательством, позволяющем освободить невиновного…

— Нууу… ну и кто же тот человек, признавшийся вам и оставивший это?…

— Его звали Андрей, после я узнал фамилию — Хлыст…, он бывший следователь…

— Нет! Не может быть! Вы лжете!.. — Кашницкий вскочил в отчаянном возмущении, разбрызгивая слюни — весь мир померк, основы мировоззрения, где Хлыст занимал много места, вдруг заколыхался:

— Этого не может быть! Это не то, что доказать, это представить не возможно!..

— Всеволод Яковлевич, если так, то вам и открывать ящик… — Не задумываясь, следователь подошел со своим помощником, и взяв из рук священника, коробку поставил на стол, немного помявшись, открыл… Увиденное вызвало неподдельное изумление, от которого сперло дыхание, он забыл на мгновение, как дышать, затопал ногами, застучал кулаками по столу, замотал головой, взвыл и в бессилии опустил руки — наверное, так неожиданно выглядит только снятая с богатыря кольчуга, повешенная на поручень:

— Теперь… — это не может быть…, но, кажется, так и есть… — Судья привстав снова, наклонился, перегнулся через крышку и заглянул внутрь:

— Ого! Ну Владыка… — и сколько это пролежало в храме?

— Это хранилось не в храме…, разумеется, на что было получено благословение — у нас свой регламент и свои положения на подобные нюансы… Если у вас имеются вопросы, задавайте…

— Я даже не знаю…

— Я думаю, нужно отправить на дактилоскопическую экспертизу… — Кашницкий, успокоившись, вспомнил, что хотел выступить, и сейчас для этого самое подходящее время:

— «Ваша Честь», я прошу слова…

— Ну конечно… — имеете права, к тому же кто-то должен все это, как-то прокомментировать… — Всеволод Яковлевич, внешне, выглядя подавлено, горел изнутри странным пламенем, сил для выступление не было, но было понимание, что нужно сделать:

— «Ваша Честь»…, подследственная…, господин адвокат…, все…, Владыко, вам низкий поклон, вы для меня проложили путь…, я не знал, как поступить, но ваш пример…, я знаю, вам это далось нелегко, но долг не перед людьми, а перед Богом, вот, что движет вами…

— Любовь к Богу — она первична, сын мой, потом уже долг…

— Да, да, конечно…, я приношу свои извинения…, я желал покончить собой, но посчитал это сделать не возможным, поскольку вину это с невинного не снимет! Поверьте — это была только слабость, гораздо страшнее — это гибель карьеры, крест на всем, что было дорого и важно, я это понимаю, и все же обязан признать окончательно и бесповоротно: я ошибался! Эта женщина, действительно не виновата, иии…, и я требую ее освободить немедленно!..