Яков Шехтер - Астроном

– Проголодались?

Удивительно, кожа на бабкином лице, между глубокими морщинами выглядела совершенно гладкой и ровной, словно у девушки, бровей почти не было, но глаза под ними сверкали живо и молодо.

– Как волки! – воскликнул Виктор Иванович.

– Как драконы! – уточнил Миша.

– Драконы! – бабка улыбнулась. Зубы у нее были на месте, и от света прикрученной к стене неяркой электрической лампочки они сверкнули, будто бриллиантовые. – Ну, если как драконы, тогда раздевайтесь и мойте руки. У меня как раз шаньги поспели.

Виктор Иванович сбросил на вешалку полушубок и вышел в сени, к рукомойнику.

– Если замерзла, – крикнула вдогонку бабка, – возьми чайник с плиты.

– Не-а, – раздался из сеней голос Драконова, – не замерзла.

Миша вышел в сени. Драконов показал ему большой палец и шепнул:

– Приняла тебя баушка.

Шаньги, с желтым, словно солнце, кружком соленого творога посередине оказались безумно вкусными. Корочка хрустела на зубах, а жирный домашний творог, запекшийся в печи, тянулся, будто резиновый. За шаньгами последовал борщ из казанка с черными, закопченными боками, потом мясо из борща, круто посыпанное перцем и переложенное зубчиками чеснока.

Вместо чая бабка поднесла гостям по огромной деревянной кружке с дымящимся, шибающим в нос ароматами трав, варевом.

– Укрепляющий сбор, – пояснила она. – Летунам, вроде вас, такая настойка не даст голову потерять. И здоровью поможет.

Она пристально посмотрела на Мишу.

– Как зовут-то тебя, малец?

– Михаилом.

– Хорошее имя. А меня Авдотьей Никитичной кличут.

– Очень приятно, – вежливо сказал Миша.

– Что тебе приятно? Имя, как имя, не хужее других, и не лучше.

Драконов с любопытством наблюдал за диалогом. Миша смутился. Выход был один, он многократно отработал его с Кивой Сергеевичем и знал, что работает безотказно. Нужно было просто перевести разговор на другую тему.

– У вас тут, – он обвел глазами избу, – словно в музее Кюхельбекера. Очень похоже.

– Эту избу на тридцать лет раньше кюхельбекеровской ставили. Оттого он ту и выбрал, что новей была. Да того не учел, что Пеминовы, хозяева тогдашние, грязно ходили, и содержали его не по барскому положению.

– Вы это помните? – изумленно воскликнул Миша.

– Откудова, милый! – усмехнулась бабка Авдотья. – Стара я, конечно, но не настолько. Мне мамка сказывала, а ей баушка. Барин этот, Кюхельбекер, странный был, заполошный. По лесу один браживал, да по полям гоношился. Бывало, ночь прогуляет, а потом до вечера спит, не раздевшись, в грязных сапогах. Так здоровьишко у него и хезнуло, к концу ссылки совсем человек стаял.

– Бывают люди, – заметил Драконов, – звезда которых восходит на час, и за час этот успевают они главное, ради чего рождены и к чему предназначены. Не всякому час такой выпадает, большая он удача, редкое везение. Если не растеряется человек, не пустит фортуну свою по ветру, многого достичь может. А все оставшиеся после этого часа годы – так, пустое томление, просеянная солома.

Вот Кюхля, пик его жизни – несколько часов на Сенатской площади. Из них он в историю и шагнул. А что потом было совсем неважно. Тянул свой век, бедолага, шатаясь по лесам, и вздыхая на луну, точно побитая собака. Это большое счастье – уйти вовремя.

– Не скажи, Витек, не скажи, – ответила «баушка». – Жизнь всяко гадится над человеком, а ему еще надо – даже минуты не уступит. Хоть гадко, да сладко. Самый старый, хворый, никчемный, и тот Бога просит: – дай еще день. История дело книжное, от жизни далекое, а человеку траву мять хочется, солнышку радоваться.

– Так вы в Смолино уже сто пятьдесят лет живете? – спросил Миша.

– Куда больше. Нас еще при Петре Великом к службе приставили. Вот с тех самых пор мы тут.

– А что за служба? Мне Виктор Иванович говорил, но я не понял.

Драконов вопросительно посмотрел на «баушку».

– Мишане можно, – сказала она. – Мишаня будет молчать.

– Когда Петр Великий государство российское закладывал, – начал Драконов, – ему сообщение между городами наладить нужно было. Просторы огромные, пока гонец туда доберется, пока обратно, дело само собой кончится, и не всегда добром. Приказал он канцлеру своему, Шафирову, службу почтовую устроить. А канцлер из евреев был, крещеный, правда, но из евреев. И привез канцлер откуда-то с Востока почтовых драконов. Службу они несли исправно и хлопот с ними никаких, одно только мешало: царя за его реформы в народе и без того антихристом величали, а тут еще драконы….