Ксения Букша - Мы живем неправильно

– Сегодня в три часа пятнадцать минут по московскому времени, – стартует с места ведущий, в ужасе тараща на нас сонные глаза. – Четырнадцать метров выше номинала… простите, ординара…

Ему хочется сказать: «Представляете!» и «какой!» и прочие естественные, уместные банальности, а надо талдычить наспех составленный текст. Ему хочется спать. Мне хочется спать. Мне хочется завершить эти бессмысленные (как сказал бы наш редактор) блуждания. Может быть, мне продолжает сниться сон. Может быть, я наконец, проснусь и пойду в другую сторону. Саша дрыхнет, прикорнув на диванчике, а я смотрю на нее болезненно и безучастно. Все девушки хотят замуж: ни одна из девушек не хочет замуж. Руки от лазанья по лестницам – в хлам. Постоянно лижу ладошки, язык уже пересох. Похоже, я все-таки болен, и конец света тут ни при чем.

– Как ты думаешь, где сейчас Арефьев? – спрашивает Алекс.

– По идее, с ним ничего не должно случиться. По крайней мере, ничего необычного.

– Бллин, – говорит Алекс, – ну как это все некстати.

– Сведений о жертвах и разрушениях пока не поступало…

И тут Алекс взрывается.

– Не поступало? – переспрашивает он у ведущего. – Не поступало к тебе, сволочь? Так сейчас поступит.

Алекс хватает «Желтые страницы города Москвы» и принимается яростно листать. Жмет на педаль газа.

– Алекс, опомнись, – говорю я. – Алекс, ты ведь обещал писать только о новостях, непосредственно касающихся нашего Дома. А тебя опять тянет в политику. Где Арефьев, все-таки неизвестно, а без него тебя…

– В политику! – рычит Алекс уже на меня, отшвыривая «Желтые страницы». – А эта новость что, не касается нашего Дома? Да мы одни во всем городе знали!.. Да мы одни спасаем людей!.. Да только у нас система предусматривает!.. В политику!..

Вот тут-то и выясняется, кто из нас настоящий скандальный журналист – Алекс. Всегда оказаться над эпицентром. Никто и не сомневался.

– В Швеции началась срочная эвакуация жителей из прибрежных районов. По прогнозам синоптиков, волна достигнет берегов Скандинавии примерно через три с половиной…

Валяйте, думаю я, поднимаясь на крышу. Не хочу, не могу, не буду, не желаю говорить. Я и так сногдоголовывалян в этом. Это называется denial of service – перегрузка, отказ обслуживать многочисленные операции. До отказа. Мозги плавятся, пересыхает душа, все мелеет, замыливается, замусоривается, больше ничего сделать невозможно. Будешь пытаться вдохнуть в себя этот мир, но он откажется входить в тебя. Ты думал, что все это ерунда, но твоя душа так не думала. Оказывается, она воспринимала происходящее серьезнее, чем ты. И вот теперь, когда потребно чувствовать иначе, ты не знаешь – как. Знал, да забыл. Будем надеяться, что не окончательно. Что можно опять попытаться поумнеть, вернуться, что-то вспомнить…

Мы с Дмитрием Михайловичем стоим на крыше, курим (лица у нас бурые) и в оцепенении смотрим на воду, что пузырится и бушует внизу. Тангенс вьется рядом, прыгает от возбуждения, как мартышка. Ветер дует порывами. Визгливыми птичьими криками из неба – не то человеческими, не то дисковая пила взъелась, не то нас зовут. А кому нас звать? Никто нас не видит.

– Повезло, лля, если можно так сказать! – трещит Тангенс, заслоняя и направляя голос ладонью. – Они вылезли на крышу, вода больше не поднимается, не спадает, ни хрена, говорят! Высоты еле-еле хватило, хорошо дом – старая семи-этажка! С соседних домов, говорят, всех смыло! Крыша крутая, там, лля, холодно, и нет ни хрена, долго им так не продержаться! Лля, МЧС пообещал вертолеты прислать туда, в первую очередь центр, конечно… А мы суток трое просидим как минимум…

– На той крыше тоже народу полно, – присоединяется Дмитрий Михайлович и показывает рукой через проспект. – Смотрите, вон стоят.

И мы видим: действительно, там, намного ниже нас, на крыше девятиэтажного дома, сбившись в плотную кучу, стоит народ. Скорее всего, и они нас видят тоже. Замок на скале, среди бурунов. Сияющий остров. Сколько времени все это продлится? Без пресной воды, под дождем. Помрет еще кто-нибудь или родит, бранчливо думаю я.

– У нас есть длинная крепкая веревка?

– Конечно. Там внизу, ты же помнишь, – напоминает Тангенс. – Рядом с лифтом. А зачем?

Если опять спуститься на уровень ниже по этой чертовой лестнице… Я точно видел: один из тросов, связывающих наш дом с тем, который через дорогу, цел. Можно попробовать сделать что-то типа паромной переправы, прикрепить веревку там, здесь, повесить что-то типа корзины и перетащить их сюда.