Энтони Бёрджес - М.Ф.

– До этого происшествия, – сказал я, или думаю, будто сказал, – определенно, не более четверти часа назад, речь шла лишь о слегка досадной задержке. Теперь вам, разумеется, надо срочно уехать с Каститы.

Катерина уже надела халат, несоблазнителыю темно-коричневый, похоронный, ассоциирующийся с пациентами государственных больниц, усеянный созвездьями памяток о съеденном в прошлом.

– Я не могу понять я не могу понять я не могу…

– Теперь это значения не имеет. Думай о том, что надо делать. Утверждаю, полиция отнесется к делу с предельной серьезностью.

– Но нельзя говорить но нельзя…

– Говорить будешь то, что у тебя в руках.

Сама она не была расположена серьезно относиться к делу, несмотря на весомость моих рассуждений. По-прежнему утопала-выныривала в кильватере того самого другого вопроса. Снова взглянула на прыгавший листок бумаги, уже засаленный, хоть и двух минут еще в ее руках не пробыл, и говорит:

– Они посмеются они посмеются они. Ох, а я так больна. Это невозможно, совсем невозможно, не могу поверить…

– Только ты одна можешь пойти, черт возьми. Ясно? Я же ведь не могу, правда? И она безусловно не может.

Мисс Эммет кусок за куском грызла сахар из красной квадратной пачки с рафинадом. Сидела, прямая, в кресле в гостиной, улыбаясь глазами над эпизодами внутреннего кино с участием гордой своей жестокостью старушки с триумфальным предвиденьем, слепленного безумным режиссером. Когда ее пальцы не брали новый кусок из коробки па столике позади, то поглаживали лежавшие на коленях ножницы, как холодную тощую кошку. Я окликнул ее по имени, но она не откликнулась. Щелкнул пальцами перед глазами, и она скачком обратилась в постгипнотическое внимание.

– Да да да.

– Слушайте, мисс Эммет, слушайте.

– Да да да.

– Поймите абсолютно ясно. Вы правильно сделали. Понимаете? Правильно. Закон и мораль позволяют ответить па атаку контратакой. Но мы не рискнем сообщать об атаке полиции. Она попросту не поймет. А если поймет, то чертовски нескоро. Здешние полицейские не очень умны, а сегодня, нынче вечером, очень-очень нервничают. Поняли, мисс Эммет?

– Она не поняла, – говорит Катерина. – Она не поняла. Я не поняла. Никто не понял. Ох боже боже боже. Она не совсем хорошо себя чувствует. И я не совсем хорошо. И никто не совсем.

– Она вполне хорошо себя чувствовала, когда делала то, что сделала.

– Это это. Реакция. Ох боже боже, по-моему, мне опять надо стошнить.

– Да да да.

– Что хочешь сказать, опять!

– Хочу сказать, опять постараться. Если бы ты сначала. Ох боже боже боже боже, ты нам все испортил, правда? Все было хорошо, пока ты не пришел.

– Ах, заткнись.

– Не следовало ему это делать, – четко сказала мисс Эммет. – Хотя это в крови. Что-то в крови толкает на это.

– Ох боже боже, хорошо бы стошнить.

– Хорошо, – сказал я мисс Эммет. – Продолжайте думать над этим. Это был Майлс, вы набросились с ножницами на Майлса, и Майлс выпал в окно. Потом Майлс убежал, и больше вы Майлса не видели.

– Убежал. Да да да.

– Вы правильно сделали. Теперь все кончено, нечего больше об этом упоминать. Майлс вернулся туда, откуда пришел. Вы взяли ножницы и вырезали Майлса из фильма. Нет больше Майлса.

– Я не могу идти, пока она такая, – говорит Катерина. – Видишь. Видишь, я не могу. Идти пока она.

– Плохого Майлса, – уточнила мисс Эммет. – Но хорошего Майлса не трогала.

– Был только один, – громко сказал я. – Я не Майлс, если вы меня за него принимаете. Я некто совсем другой.

– Пока она такая.

– Тогда иди утром. Утром первым делом. Потом снова будут летать самолеты.

– Туда за Божьей милостью отправлюсь я, – процитировала, закрыв глаза, Катерина. – В Новую Зеландию. Ох, это сумасшествие это сумасшествие это. Они посмеются, я тебе говорю. Посмеются ха-ха-ха.

– Прекрати. Прекрати. Дай мисс Эммет пару таблеток снотворного и уложи в постель. Сама прими пару таблеток снотворного и… Ясно? Ясно я выражаюсь? Удалось ли мне достаточно ясно…

Я сделал несколько успокаивающих глубоких вдохов: слава богу, астма процессу не помешала. А потом сказал:

– Приду сюда завтра как можно раньше.

И ушел. Мало что нашлось в доме в смысле материалов для маскировки, поэтому я шел окольными улицами, как хромой юноша в темных очках (из нагрудного кармана Лльва) с сильно болевшей щекой (лицо закрыто носовым платком). Полиции вокруг вроде не было, очень мало ночных прохожих. Из дверей выглянула женщина и сказала мне: