Олег Рой - Эдельвейсы для Евы

Мы понимали, что она шутит, и только смеялись, уплетая за обе щеки Басину стряпню.

– Ба, а у нас для тебя новость, – сказал я, допивая кофе. – Скоро из Германии прибудет поверенный твоего Отто, моего дедушки. Он сказал, что у него какое-то дело к тебе.

Бася всплеснула руками:

– Господи, что же ты раньше не сказал? У меня же ваниль закончилась, как же я торт печь буду? Он когда к нам придет?

– Не знаю, – я даже растерялся немного. – Но, думаю, не сегодня.

– Ну, слава богу, до завтра-то я успею ваниль купить…

– А сегодня придет Игорь, ты помнишь, Бася? – Так вот от чего у моей сестры все утро так светятся глаза. – Он очень хочет познакомиться с Германом.

– Конечно, Вика, – закивала моя дорогая Ба. – Но это-то мы с тобой давно обговорили и меню ужина продумали…

– Знаешь, Басенька, мне кажется, ужин все-таки придется делать не на четверых, а на пятерых. – Вика налила себе еще немного кофе. – Я почти уверена, что Лиза тоже сегодня заглянет. Герман, – она игриво покосилась на меня, – произвел на нее неизгладимое впечатление. Лиза только о нем и говорит. Уж не знаю, чем ты ее так очаровал…

– Это у него наследственное, – вздохнула Бася.

– Ты ведь будешь сегодня дома, братик? – Вика отодвинула от себя чашку и аккуратно промокнула губы салфеткой. – Мне так хочется, чтобы ты встретился с Игорем…

Я кивнул, хотя, если честно, у меня сейчас не было особого желания общаться с ее поклонником. Я был в полном замешательстве. Тоненькая ниточка, дававшая мне возможность держать под наблюдением похитителей моей Светки, оборвалась. Еще только вчера мне улыбалась удача, ведь мне здорово повезло с этим Толстяком, он был моей надеждой – призрачной, но все-таки надеждой, – что я смогу что-нибудь узнать о моей девочке. Но вот его не стало. И у меня оставалась только Регина, ускользнувшая вчера, как змея в траву. Найти человека в таком огромном городе, как Москва, зная только имя и внешний облик, – задача нереальная.

После завтрака Бася отправилась за покупками, Вика тоже куда-то упорхнула, кажется, в парикмахерскую, а я остался в огромной квартире наедине со своими невеселыми мыслями и вскоре понял, что сидеть дома и бездействовать у меня просто нет сил. Да, Михаил Борисович Добряков вчера погиб – это действительно так. Но ведь человек никогда не уходит бесследно, остаются какие-то его связи, люди, фотографии, записи, да мало ли что… И может, если как следует покопаться, мне удастся нарыть хоть что-нибудь, хоть какую-то информацию…

Каким бы безвыходным ни казалось мое положение, у меня тем не менее оставалось еще как минимум два возможных пути – его дом и его работа, Останкино и Химки. И там и там могло обнаружиться что-то (или кто-то), имеющее отношение к похищению. Подумав, я выбрал дом, этот вариант показался мне более реальным. Там сейчас начнутся всякие похороны-поминки, соберется разная публика… Может, и получится что-нибудь выяснить.

Я быстро оделся, прихватил с собой двухлитровую бутылку минеральной воды и объемистый пакет с Басиными пирогами (научен был уже вчерашним горьким опытом), другую куртку, бейсболку и черные очки – кто знает, вдруг спешно понадобится изменить внешность? – и еще на всякий случай обе кассеты, полученные от похитителей во Львове и в Москве. Бросил все это добро на заднее сиденье Сашкиной «Тойоты», залил на ближайшей автостоянке полный бак (как теперь легко в Москве стало с бензином, красота просто!) и помчался в Химки.

Так получилось, что в сознательном возрасте я сталкивался со смертью довольно редко. Мама и генерал (мне до сих пор было очень трудно даже думать про него «отец») умерли, когда я был еще маленьким, и с тех пор мне, слава богу, не приходилось терять никого из близких. Опираясь на свой небогатый опыт присутствия на похоронах – Марии Львовны, Юлькиного дедушки да кое-кого из знакомых, – я почему-то решил, что вокруг коттеджа на Северной улице сейчас будут бродить толпы народу. Какие-нибудь женщины в черных платках, мужчины со скорбными лицами, вездесущие старушки… Но я ошибался. На участке не было ни души, из дома не доносилось ни плача, ни причитаний, ни просто голосов. Все как вчера – тишь да спокойствие, лишь шорох листьев да веселое чириканье птиц, точно со вчерашнего утра ничего и не изменилось.

Пока я думал, что делать, на крыльцо вышла Ежиха, одетая в яркий легкий халатик, без всякого намека на траур, закурила и стала пристально смотреть на мою машину. Отступать было поздно. Я вылез и подошел к ней.