Роушин Мини - Два дня в апреле

— Изабель! — окликает она её по имени, и та вскидывает голову.

— О, надо же! — Изабель отбрасывает непослушные пряди с лица. — Какая встреча! Вы ведь мама Финна, не так ли?

Так, имя её она уже забыла начисто. Что ж, Мо не станет помогать ей выпутываться из этой неловкой ситуации.

— Да, я — мать покойного Финна. Как поживаете?

— О, у меня всё хорошо! Прекрасно! — Изабель умолкает, инстинктивно прикасаясь рукой к коже на шее. — А вы? Как у вас дела?

«Э, да она явно не в своей тарелке, — моментально определяет Мо. — Смущена сверх всякой меры. Смущена… Неужели из-за сегодняшней годовщины гибели Финна? Обычно многие теряются, не зная, что и как сказать, когда напрямую сталкиваются с чужим горем».

— Да вот живу, как видите, — сухо роняет она в ответ. И мысленно корит себя за то, что подошла к Изабель. Уж лучше бы её и не трогать. Пусть бы торчала себе в своём гордом одиночестве. Мо перехватывает взгляд, который Изабель украдкой бросает на входную дверь. Так-так-так! Всё понятно!

Повисает неловкая пауза. Мо приподнимает коробку с подарком, которую держит в руке.

— У Уны сегодня день рождения, — говорит она. Надо же как-то разрядить обстановку!

— У Уны? Ах, ну да! Дафния говорила мне… Устраивает дома… вечеринку?

«Как же, как же! Вечеринку в годовщину гибели отца! Да как она могла подумать такое!» — негодует в глубине души Мо.

— Никаких вечеринок, — ровным тоном сообщает она Изабель. — У нее вообще нет особого настроения праздновать, тем более сегодня !

Последнее слово произносится с особым ударением, чтобы сделать всё предельно понятным.

На щеках Изабель вспыхивает лёгкий румянец. Она явно смущена собственной бестактностью.

— Да, конечно! Я всё понимаю! — отвечает она почти скороговоркой. — Простите! Ляпнула, не подумав.

Мо молча начинает застёгивать свой жакет.

— Холодно сегодня, правда? — продолжает тарахтеть Изабель и кивает на свой бокал с вином, издав при этом короткий смешок. — Разве что вот это поможет мне немного согреться!

«Уже помогло, — не без злорадства думает про себя Мо. — Вон как щёки полыхают! Поди, одной чашечкой кофе тут явно не обошлось!»

— Не буду вас задерживать, — роняет она церемонным тоном. — Наслаждайтесь своим аперитивом.

«И поджидай своего очередного ухажёра», — мысленно добавляет она.

— Тогда всего вам доброго!

«А ведь она так и не вспомнила, как меня зовут», — размышляет Мо, наблюдая за тем, как Изабель немного нервно постукивает ногой, обутой в модный сапожок, по полу. Мо выходит из кафе на улицу и направляется в сторону парка, минуя совсем еще юную женщину с младенцем на руках. «Сама ещё совсем ребёнок», — думает она, выхватывая взглядом хорошенькое личико малыша. Пухлые губки бантиком, крохотный носик, похожий на маленькую розовую пуговичку, безмятежный взгляд слегка водянистых голубых глаз. Мо вдруг вспоминает, какое это было счастье, когда она впервые взяла на руки Финна. Помнится, ей осторожно вручили небольшой свёрток, ажурное одеяльце голубого цвета, связанное из краше.

А потом она распеленала сына и замерла в немом восхищении, любуясь тем чудом, которое они с Лео сотворили. Верх совершенства! Она помнит и восторженное лицо Лео, который тоже любовался своим первенцем, изредка бросая красноречивые взгляды на жену. Надо же! Действительно чудо! Ведь в этом крохотном младенце уже живут гены Дарлингов, даруя бессмертие их роду.

Мо хотела иметь много детей. Очень хотела! Она мечтала, чтобы их скромный домик наполнился весёлой детской разноголосицей и смехом. Но так уж вышло, что Финн оказался её первым и единственным ребёнком. Пять выкидышей! Пять раз она беременела и не могла выносить плод до конца. Матка безжалостно извергала его из себя. Пять крохотных жизней оборвались, так и не начавшись. Пять ангелочков, и потеря каждого из них добавляла Мо новые страдания, обостряла чувство одиночества и собственной неприкаянности. С каждым новым выкидышем она буквально физически ощущала, как портится у неё характер, как черствеет её сердце и всё более злым становится её язык. Казалось, что все эти несчастья, преследовавшие Мо столько лет, выкачали из её души всю нежность и ласку.

Но, когда эмоции уже зашкаливали, когда чаша переполнялась и агония лилась через край, она всегда в такие моменты говорила себе: «Успокойся! Возьми себя в руки! У тебя же есть Лео и Финн». Немногие женщины наделены таким счастьем — иметь прекрасного мужа и не менее прекрасного сына. Её крохотная семья действительно была отдушиной, её самым большим и самым главным счастьем. Пусть порой оно и казалось ей слишком хрупким и ненадёжным.