Елена Токарева - Иероглиф

– Сбежал из тюряги, что ли? – спросил Шаман с недоверием.

– Выпустили.

– Непонятно. Присаживайся.

Роман сел, опасаясь признаться себе, что обрадовался Шаману как родному.

Город, в котором он начинал свою жизнь, похоже, не был ему рад, лишь вот эта рожа признала в нем своего. Сейчас Роману вся страна была роднее своего города.

– Ну, рассказывай, салага, как шел по жизни.

– Да никак. Сидел – молчал. «Не было, не проходили, не знаю». Помурыжили да и выпустили. А тебя, между прочим, ищут. Портреты твои рисуют. Хотят составить правильное представление о твоей внешности и роли в совершении преступления.

– Ищет-ищет не найдет, сама в петлю попадет, – сказал Шаман. – Тихомиров-то всех сдает?

– Не-е. Он все берет на себя. «Я взорвал». «Я сам научился делать взрывчатку». «Я готов сидеть в тюрьме всю жизнь». «Про меня сложат песни». «Я стану великим гуру».

– Чмо, – заключил Шаман. – Гордыня его распирает. Рано я вас выпустил на дело. Не научил отходу. Одноразовые вы засранцы. Непрофессионалы.

– Не надо строить из себя вождя, – осадил Роман. – Меня учили защищать родину и действовать по приказу старшего офицера. И в банду меня засватать трудно. А теперь вообще невозможно.

– Теперь кому ты нужен? Второй раз таких, как ты, умников, никто никогда в банду не позовет. Когда идут на дело, нет смысла называть рядовому конечный пункт. А ты его знаешь. Того гляди, потребуешь, чтоб с тобой делились знанием, добычей. А это не входит в правила. Пехота есть пехота…

Роман обозлился:

– А ты, значит, здесь сидишь и ловишь неопытные души?

– Угу. Попою немного, наловлю, и в путь. Страна большая. Делов куча.

Роман поднялся с лавки:

– Пойду, пожалуй. Родные заждались. Пирогов напекли. Тебе-то что – тебя никто нигде не ждет.

– Так лучше, – сказал Шаман. – Так вернее.

И на прощание протянул руку со словами:

– На меня зла не держишь? Я тебе бесценный опыт подарил. Ты теперь обстрелянный. Если не профессионал, то, во всяком случае, бывалый пацан. Ты уже побывал там, в настоящей жизни, где мужики трутся. Не то что студенты какие-то недоделки.

Вот и родительский дом. Обиды отступили. Он видел всю мизансцену сверху, отстраненно, будто уже мог отойти от дел мирских.

Вот и кнопка звонка. Одно нажатие пальцем…

– Ро-о-ома!!

Мать стоит на пороге и кричит в голос. Она рыдает и кидается ему на грудь.

– Рома, Рома, Рома! Как же так? Боже мой! Нам сказали, что ты в Чечне. Мы только вчера узнали, что ты, слава Богу, в тюрьме, и срочно выслали тебе тысячу долларов. У меня уже и билет на руках до Задурийска. Я должна была лететь…

– Мама… мама, мама!

Роман рыдал как ребенок. И прятал голову у матери на груди. А она его гладила и целовала непрестанно.

– Мальчик мой! Никуда больше не пущу. Твое письмо пришло только вчера. Бог весть, где оно шаталось. Страна слишком большая. Никакой связи.

Из комнаты раздался требовательный, и даже капризный, голос отца:

– Кто там пришел?

– Мама, он так и не встанет с дивана? Ведь когда я уходил в училище, он тоже не встал…

Мать отчаянно махнула рукой куда-то в сторону.

Из своей комнаты выползла сестра Аннушка и молча прижалась к Роминой ноге. Какая она стала маленькая! Жалость захлестнула Рому. Этот крохотный мир как был, так и остался островком, в котором ничего не меняется, и все стоит на своих местах. Может быть, это и хорошо, что есть такие острова в океане.

– Иди, иди к нему! – Мать подтолкнула Романа в сторону большой комнаты, которую иногда еще называли гостиной.

Роман вошел и остановился на пороге. Отец сидел на полосатом диване, как будто не прошло три года.

– Подойди! – сказал он. – Дай посмотрю на тебя. Почти не изменился. Только взгляд… стал правильным, – сказал отец, посмотрев в нарочито-пустые глаза сына. – Ну, докладывай обстановку.

Роман кратко, ничего не скрывая, доложил.

– И какой вывод? – спросил отец с насмешкой.

– Все говно, кроме мочи, – бодро ответил Рома.

– Вре-ешь, – сказал отец. – Ты так не считаешь.

На этот раз отец удостоил Романа беседой почти на равных.

– Китайцы, говоришь? И приказ «не взрывать», «не стрелять», «не мешать!». Так уже было в 65-м. На Даманском. Они полезли, вооруженные до зубов, а нашим не выдали патронов. Голыми руками защищали границу. Все полегли, вся застава. И вот опять. Просрали страну. Что ж, ты свой долг сдал. Ты себя предложил отечеству – они не взяли. Небось учиться пойдешь?