Елена Токарева - Иероглиф

Получается, даже если я – защитник Родины, я ей по большому счету не нужен. Никто не посылает меня защищать Родину от китайцев, которые подгрызают ее со всех сторон. Государство меня на это не благословляет. Только Шаман кружит над нами, как тяжелый бомбардировщик. Неужели Шаман – это и есть моя Родина и мой маршал?»

Завершив фразу, Рома с сожалением вырвал из тетради две последние страницы с дневниковыми записями и рассуждениями и разорвал их в мелкие клочки. Клочки он сжег. И после этого почувствовал облегчение.

…Утром парни уехали на хутор, где жила Петрова семья.

Петрова семья – это было маленькое старообрядческое государство, затерявшееся в тяжелой дальневосточной тайге. Отец Петра Иона Васильевич Старцев крепок, немногословен и бородат. Он руководил сородичами, будто насмотрелся советских фильмов про партийного секретаря. Иона Васильевич в своем единственном лице воплощал верховное руководство, суд и доброго пастыря. По воскресеньям, бывало, он крестил новорожденных в деревянной старообрядческой церкви. По субботам ходил в баню. Детей у староверов Старцевых было четверо: двойняшки Петр и Ксения и еще двое младших, родившихся с разницей в два года. А больше почему-то не было.

У старообрядцев была вечная проблема: откуда брать пару подросшим детям? Женихи и невесты «с улицы» не годились. Старообрядцы не роднились с кем попало. А жениться на единокровниках боялись – пойдут уроды.

Благочестивая Ксения, сестра Петра, была невеста на выданье.

На хуторе у отца Петра наступило счастливое время сенокоса. Людской состав хутора, в котором жили сородичи-староверы, вставал рано. Состоящий из нескольких крепких больших домов хутор гудел, как растревоженный улей, поспешая с сенокосом.

С утра скрежетала лесопилка. Повизгивали свиньи. Кудахтали куры. И мычали коровы.

В одних старых трениках, без маек, Петр с Романом по утру косили траву. Валялись на свежих стогах, пахнущих чуть привядшей фиолетовой травой и цветами. Пили молоко и зубоскалили.

За Романом ревнивым оком наблюдала сестра Петра – благочестивая Ксения, в длинной юбке и свободной рубахе. «Кошелка деревенская», – сразу определил Роман. И все-таки, улучив момент, когда Петр не видел, Роман прижал Ксению к свежему стогу и быстро ощупал, будто в шутку. От Ксении шибануло жаром. Она не сопротивлялась. Это Романа озадачило и вскружило голову. Полезли мысли: «А что, если ночью… нет, впрочем, убьют и зароют в силосную яму…» Роман нехотя отстранился от Ксении и улыбнулся: «Шутка. Милицейская. Исполняется впервые».

Ксения отряхнулась. И, ни слова не сказав, пошла прочь. Озадачила. С того момента между ней и Романом повисло напряжение. Каждый ждал продолжения. Романа удивило, что Ксения не боялась отца. Он думал, что у староверов нравы были круче.

Отец Петра давно взял в аренду много гектаров леса, делал регулярные вырубки, взамен высаживал, имел лесопилку и строил деревообрабатывающий завод. Для работы родственников не хватало, и он нанимал китайцев.

Китайцы жили отдельно. Для них был построен обширный барак за пределами хутора, после забора, специально поставленного, чтобы отделить свою территорию от китайских рабочих. Туалеты для китайцев были выкопаны на улице. А вода заведена в дом. Зимою тут бывали сильные стужи, и отец Петра подумывал сделать китайцам сортир в бараке. Но они не горевали и по поводу уличного туалета. Малоприхотливые деревенские китайцы были как рабочая скотина.

Роман и Петр пристально наблюдали за их бытом и работой.

– Ненавижу рабство, – сказал Роман Петру.

– Это ты про моего отца? Про то, что он взял китайцев в рабство? – переспросил Петр. – Любая регулярная работа за хлеб насущный – это рабство. Свободным делает только капитал… У тебя есть капитал?

– Как бы не так! – ответил Роман. – Мы бесприданники.

– Это плохо, – подытожил Петр.

На хуторе Роман как-то подзабыл свои городские упражнения со взрывчаткой. Жаркое лето настраивало на мирный крестьянский быт и послеобеденный сон.

…30 августа, в субботу, на хутор, принадлежащий отцу Петра, нагрянули оперативники ФСБ и произвели арест Романа. Весь хутор высыпал смотреть на такое диво. Вышла и Ксения. Когда Роману крутили руки, он увидел, как Ксения плачет.

Заламывая курсанту руки и надевая наручники, опера попутно зачитывали обвинение в подготовке и осуществлении взрыва на китайском рынке в городе Задурийске. В результате взрыва погибло двадцать четыре китайца, семеро цыганок. Ранено было еще пятнадцать человек.