Елена Токарева - Иероглиф

У Романа было несколько учеников. А могло быть их намного больше. Просто много взрывников не требовалось. И так работали с ощущением, что вот-вот нагрянет спецура и всех повяжет. Спасало от страха ощущение причастности к большому патриотическому проекту: родину действительно надо было спасать.

Через короткое время Роман научил гражданских с закрытыми глазами собирать и разбирать несколько видов взрывных устройств. Должны же мужики уметь обезвреживать врага?

Шаман оказался натурой грубовато-поэтической. Общительный как сектант, готовый прочитать лекцию на свежем воздухе, он всегда искал новых знакомств и часто представлялся начинающим стихотворцем. Сочинительством он занимался все свободное от спасения родины время. А в минуты наивысшего вдохновения пел самопальные песни про Кандагар, про то, как хотели взять, но не взяли высотку. Под гитару. Пели все вместе.

Еще Шаман создавал трактат под названием «Твоя война». «Взять богатства у тех, кто их осваивает, – наша задача». Он давал читать своим «студентам» отдельные главы трактата. На самодельной обложке был изображен саблезубый тигр. «Путь воина – это напасть и отнять. Завоевание всегда идет рука об руку с грабежом богатств. Иначе какой смысл в войне? – писал Шаман. – На пространстве Сибири и Дальнего Востока русским необходимо закрепиться военными, диверсионными и экономическими методами, не стесняя себя соображениями морали и законности. Облагать данью местное население не стесняясь. Вошел и взял. Если не дают – бьешь по голове».

Но чувство беспокойства в Романе все-таки жило. Может быть, потому, что он не знал до конца план своей судьбы. В минуты тоски Рома часто обращался мыслями к дому и сочинял устные послания родителям, стараясь достучаться до них через самый совершенный вид связи – телепатию. Часть из этих посланий была наполнена откровенным сарказмом:

«А хорошо, папа, говорят про войска ПВО – сами не летают и другим не дают».

«А про танкистов ничего хорошего: „Нынче в поле тракторист – завтра в армии танкист…“»

«А правда, пап, что раньше в танкисты шли одни крестьяне? Они привыкли трястись на тракторе, и им по херу, что танк, что трактор».

«Пап, ты все сделал, чтобы испортить мне жизнь, или еще не вся программа выполнена и у тебя есть сюрпризы?»

«Папа, ты чего замолчал-то? Не пишешь. Какие у нас дальнейшие планы? Или теперь вся надежда на командование?»

«Ну, так и скажи честно, мол, так и так, отправили мальчика-с-пальчика в лес, там его и забыли, чтоб не путался под ногами».

Иногда Роман обращался к Юлии:

«Ты бы, дорогая Юлия, назвала наш город дырой, а вот ты никогда не думала, что это – дыра в будущее?»

Когда Роман переворачивал руки тыльной стороной, то неизменно видел глубокие, уже побелевшие от времени шрамы. На обоих запястьях. Это были шрамы от бритвы, которой Роман в пятнадцать лет резал себе вены, когда их с Юлией разлучили. Мать Романа, Людмила Тимофеевна, вернувшись домой с халтуры, застала сына в крови и благодаря своим медицинским познаниям и умениям спасла его от смерти вследствие потери крови.

Воспоминание об этом случае отзывалось в Романе досадой. Как если бы он когда-то не по своей воле наткнулся на стамеску или кусок острого стекла. Такой стамеской или куском стекла стала для него Юлия. За эти годы Юлия ни разу не написала ему. Значит, все было напрасно. Значит, она была злом.

Что касается обычных для его возраста эротических фантазий, то они посещали его часто и большой определенностью не отличались. Он мог представить любую женщину из педагогического техникума, и тут же возникала эрекция. Когда наступала ночь, он хотел женщину и в темноте под одеялом отчаянно дергал свой руль с закрытыми глазами.

…Взрывчатка оказалась ходовым товаром. Несколько раз удавалось делать ее на заказ. Заказы приносил Шаман. Заказ на «кису» [2]стоил тысячу рублей за коробок.

В подмастерьях у Романа ходило несколько местных пацанов, учащихся различных колледжей. Весьма идейные. Дальний Восток вообще издавна был кузней националистически настроенных кадров. Все помнили тут выражение одного из прежних губернаторов, которого потом сняли, будто бы сказал он, что «наша задача – переработать китайцев на тушенку».

Слава Т. учился на художника. Свою внешность он будто бы специально срисовал с икон, изображавших Лик святой. Чуть раскосые глаза Славы всегда горели внутренним огнем ненависти. Обычно движения его были порывисты. Скуластое лицо обрамляла небольшая темная бородка. У Славы были красивые руки с длинными пальцами. На голове он носил черную каскетку, и тень от ее козырька падала на его глаза. С такими глазами, как у него, лучше было бы не показываться милиционерам. От таких глаз жди беды. Слава, как оказалось позже, вел дневник. И не просто вел, но не особенно даже его прятал, а скорее выставлял напоказ – он хотел издать свой дневник, чтобы стать известным. Он очень хотел прославиться.