Мари Осмундсен - Земные заботы [Сборник]

— Но разве это та любовь, на которой разумный человек станет строить свою жизнь?

— Да откуда ты знаешь, на каком основании можно разумно построить свою жизнь? — с удивлением спрашивает Сигне. На верхней губе у нее темная полоска от красного вина.

Мария выпрямилась.

— Я хочу жить как свободный человек. И я, черт возьми, имею на это право. Хотя я прекрасно знаю, что индивидуальная свобода, в которую нам предлагают поверить, всего лишь один из мифов буржуазного общества. Но я хочу работать, хочу видеть, что происходит вокруг, хочу иметь друзей — в общем, хочу жить полноценной жизнью, реализовать себя — так, что ли, это называется? И скажи мне честно, разве большинство мужчин — в том числе и отцов — не оговорили бы себе такое право?

— Это-то конечно. Но фактически и они не так уж свободны, с этим ты должна согласиться. И представь себе, самую большую свободу можно обрести лишь в пределах каких-то границ. Дети тоже ограничивают наше существование. Не будем себя обманывать. Но это только к лучшему. Чем мир уже, тем более насыщена жизнь.

— Может, ты и права, — взволнованно говорит Мария. — Может быть. Но я хочу, чтобы мой ребенок со временем отделился от меня. Как я в свое время отделилась от родителей. А ребенок с большими дефектами — это крест на всю жизнь. От него уж никогда не избавишься.

Сигне зажгла сигарету и придвинула пачку Марии. Но Мария нетерпеливо мотнула головой. Она не курит. Она твердит свое:

— Я убеждена, что во многих случаях мать оказала бы ребенку большую услугу, отправив его на тот свет. Только сентиментальные дураки могут думать иначе.

— Ты же не специалист по новорожденным, так? И не знаешь, что может наука. Как она может помочь твоему ребенку. Сама-то ты не в состоянии оценить его возможности.

— В общем, они могут навязать тебе ребенка против твоей воли? Даже если ты его не хочешь?

— Да, в известном смысле. Я тоже не сразу это поняла. Но между прочим, откуда тебе знать, хочешь ли ты его иметь, пока ты его не увидела и основательно все не продумала?

— Ты меня совсем добила, — шепчет Мария.

Сигне выпускает изо рта кольцо дыма.

— Вот и хватит об этом. Дело сделано. Нельзя одновременно и желать ребенка, и оставлять за собой право брать или отказываться, когда он родится. Нужно принимать его таким, какой он есть, и стараться получить от этого удовольствие. Таковы условия нашей жизни, хотя я согласна с тобой — женщина несет на себе неизмеримо большую часть бремени и ответственности.

Лежу я здесь и проповедую, думает Сигне, вытирая губы уголком одеяла. А сама? Разве меня не мучили подобные мысли? Лучше не вспоминать. Я обманываю ее так же, как и все остальные. Она права!

Мария, сложив руки на своем слишком большом животе, смотрит на танцующие за окном снежинки.

— Скоро нам принесут чего-нибудь поесть, — говорит Сигне и тушит сигарету в пепельнице.

«Трещит по швам?» Это одна из последних фотографий принцессы Элизабет и Ричарда Бартона, снятая как раз в тот момент, когда они должны были бы быть веселы и раскованны, на отдыхе в Касабланке. Но даже тут улыбка несколько натянутая. Отношения между ними стали заметно прохладнее.

Мария проглядывает репортаж в «Иллюстрированном журнале».

Бартон сам говорит: Мы с Элизабет решили, что нам не следует видеться слишком часто. С Элизабет Тейлор мы были вместе круглые сутки, и видите, к чему это привело.

Разговаривают две медсестры:

— Неужели правда?

— Спроси у нянечки в родильном отделении. Ребенок шел ножками.

— И был слышен крик?

Ну да, о чем я и говорю. Воды отошли, ребенок наполовину вышел, в шейке матки оказался воздух, и ребенок закричал прямо у матери в животе.

— Нет, это уж слишком, — говорит старшая сестра, которая как раз в это время проходит мимо.

— Хабиба!

— Мария!

Мария придвинула стул к родильному столу. Она гладит турчанке руку и смотрит в темные испуганные глаза с тонкой паутинкой кровеносных сосудов на желтоватых белках. Темные волосы рассыпались по подушке, на лбу выступили крупные жемчужины пота.

В углу палаты на стуле сложены цикламеновый халат, шлепанцы и сумка.

Турчанка подносит палец ко рту. Губы пересохшие, потрескавшиеся.

— Нельзя ей чем-нибудь смазать губы? — спрашивает Мария дежурную помощницу акушерки, белокурую сероглазую девицу с прической под пажа.

Та протягивает ей баночку вазелина.

Каждый раз, когда приходит схватка, Хабиба закрывает глаза и тихонько стонет.