Дора Карельштейн - Дурочка

Жажду они утоляли не водой и не кефиром. После чего такая проза, как сидение в анатомке и заучивание названия мышц, костей и прочих премудростей, было бы слишком утомительно.

Для того, чтобы пить и закусывать нужны были деньги, поэтому вскоре они попались на краже и были, к счастью, отчислены из института, иначе ведь могли бы стать врачами и неизвестно скольким бы тогда больным «не поздоровилось»!

Вся эта эпопея длилась почти всё время, пока мы жили во Всеволожске, после чего наши с Людкой пути навсегда разошлись.

В комнате с Виталием жил спокойный парень по фамилии Хилько, с лицом, сплошь покрытым веснушками.

Зима выдалась снежная, холодная. Мы ездили в институт на электричке.

Иногда пути засыпало снегом, электричка не шла. И мы возвращались домой к Виталию, стряхивали с себя снег, который в темноте разлетался искрами по всей комнате, раздевались и ныряли в постель.

Стараясь не дышать и минимально двигаться, мы блаженствовали, а добрый, бедный Хилько прикидывался, что крепко спит и ничего не слышит и не видит.

Неплохо бы тогда к нашей молодости и любви иметь некоторое материальное обеспечение.

Наших средств хватало на кильку, картошку и дешёвые обеды в студенческой столовой.

Все выходные мы посвящали Ленинграду и его пригородам, пользуясь очень доступными даже для нас студенческими билетами.

Описывать Ленинград и его загородные дворцы нет смысла.

Это целый город, являющийся произведением искусства.

Это город – украшение!

Для того, чтобы познать и оценить этот архитектурный шедевр, надо жить там целую жизнь и каждую свободную минуту ходить, любоваться и изучать!

Нам двух счастливых лет, прожитых в Ленинграде, не хватило.

В Ленинграде жила, вернувшаяся из ссылки Дора Исааковна Тимофеева, с которой мы дружили в Пихтовке, когда мне было двенадцать, а ей пятьдесят лет.

Это было как чудо – снова встретиться, но уже на свободе!

Она не уставала устраивать нам персональные экскурсии, сама снова и снова восхищаясь городом, в который была влюблена.

Это были радости. Однако были и трудности.

Учёба, после радости по поводу поступления в институт, свалилась на меня, как крупный град на беспечную бабочку.

Опять надо было учить физику и химию, решать задачи и мудрить с химическими реакциями. Но это полбеды, это можно было пережить, настоящей бедой была анатомия.

Боже мой! Огромные тяжёлые фолианты-атласы с тысячами воображаемых срезов на различных уровнях и планах человеческого тела со многими тысячами обозначений и латинских названий.

Изучение начинается со скелета.

Действие, в основном, происходит в «анатомке».

Это большое помещение, где в ваннах по несколько штук вместе плавают заформалиненные трупы (безымянные и безродные, бывшие некогда живыми людьми со своими радостями, проблемами и чувствами). Они, почерневшие и увядшие, но сохранившие очертания человеческого тела, служат наглядным пособием.

Их изучают целыми и по частям.

На оцинкованных столах лежат расчленённые тела и части от различных трупов.

Каждое занятие, в зависимости от изучаемой темы, группа получала на блюде руку, ногу, его величество – мозг со всеми извилинами и черепно-мозговыми нервами, сердце, лёгкие или мужской половой член в разрезе (для удобства изучения).

Приходилось целыми днями «торчать в анатомке» с позвонком или затылочной костью в руках, зазубривая все отверстия и бугорки на ней.

Наскоро помыв руки, мы тут же жевали какой-нибудь пирожок с мясной начинкой, купленный в буфете за 10 копеек, и снова приступали к заучиванию человеческих частей.

Надо было запомнить сотни латинских названий (по-русски и латыни), да ещё уметь показать на экспонате где что находится.

Однако анатомия – это цветочки.

Ягодки это – топографическая анатомия.

Каждый студент мединститута знает, что только тогда можно надеяться стать врачом, если сдашь экзамен по топографической анатомии.

Если вообразить, что найдётся студент, который хорошо выучил анатомию и знает все кости, мышцы, сосуды, нервы, внутренние органы, головной мозг, органы чувств и так далее, то, изучая топографическую анатомию надо запомнить их расположение по отношению друг к другу, т.е. надо знать где что лежит и проходит, что с чем соседствует, в какое отверстие входит и выходит и как взаимодействует между собой.

Названия по латыни звучат как музыка, но попробуйте её запомнить наизусть. Пара самых заметных на передней поверхности шеи мышц, например, имеет следующее «имя-отчество»: Muskulus sterno-klejdo-mastoideus, что звучит очень складно и приятно, поэтому такие названия знают все. Но есть вещи поистине трудно постижимые.