Питер Хёг - Тишина

— Сделки были зарегистрированы на Хестемёллестрэде десять минут назад. Это означает переход права собственности. Аукцион состоялся.

Максимилиан нащупал золотые очки на столике рядом с кроватью. От плеча до ладони рука была тощей и морщинистой, словно птичья лапа.

Он надел очки и посмотрел на Каспера. На наряд монахини.

— Я рад, — сказал он, — что ты тут, у моего смертного одра, показываешь себя с лучшей стороны.

— Я только что сбежал от полиции.

— Это я и имел в виду, говоря «с лучшей стороны».

Каспер едва различал слова — голоса почти не осталось.

— У меня есть друзья в офисах с окнами на порт, — прошептал Максимилиан. — Я позвонил им. Они слышат, что я говорю с ними из могилы. Они готовы уже в штаны наложить. Я звоню, чтобы пожелать счастливого Рождества, — говорю я. Потому что нет никаких оснований предполагать, что я смогу поздравить вас вовремя. И еще звоню, потому что вы должны немедленно отменить все заседания правления, сесть у окна с биноклем и смотреть на Типпен. На «Конон». Они сообщают, что на крыше что-то происходит.

Дверь открылась. В комнате появилась Стине, все еще в мужской одежде. За ней африканка и Франц Фибер. Больной не слышал, как они вошли.

Каспер достал ваучер на такси. Набрал номер Мёрка.

— Слушаю.

— На крыше «Конона» что-то происходит, — сказал Каспер.

— Откуда вы знаете? В Аудебо, без всякого контакта с окружающим миром.

— Я проделал трюк с исчезновением. Я в Копенгагене. В непосредственной близости от всего происходящего.

Каспер слышал его дыхание — ми-минор в состоянии стресса, истерзанное горем и беспокойством.

— Меня отстранили, — сказал Мёрк. — Министр сам взял на себя руководство. Еще одна ошибка — и меня отправят на пенсию. Я не смогу никому даже признаться, что говорил с вами по телефону.

— Полицейский вертолет. Всего десяток полицейских. Речь идет о жизни двоих детей.

— Отправляйтесь в Аудебо. Наслаждайтесь покоем. Подготовьте следующий шутовской номер. Послушайте «Петю и волка» Прокофьева. Или просто катитесь к чертовой матери!

Трубку положили. Стине подошла к кровати.

Она обняла больного. Погладила пальцами кожаную маску. Против всех законов природы лицо Максимилиана чуть-чуть засветилось. Как будто тело пробудили из мертвых. Каспер слышал о чем-то подобном и прежде. Невестки иногда могут построить мост через Филиппинскую впадину между отцами и сыновьями.

— Мне всегда казалось, что мы с тобой прекрасно друг друга понимаем, — прошептал Максимилиан. — В нашем страдании. Будучи связанными судьбой с этим вот маргиналом-трансвеститом. Но когда я вижу тебя в его одежде из комиссионного магазина, то я, черт возьми, начинаю сомневаться.

Каспер отодвинул в сторону парчовую занавеску. Поднял жалюзи. Сначала свет показался ослепляющим. Он посмотрел на Северную гавань. Типпен был скрыт за контейнерным портом и офисными зданиями.

— Я найду оружие, — сказал он. — И проникну туда. По-другому. С улицы. Не было еще препятствия, которое я не смог бы как-нибудь преодолеть. Я обещал ей.

Он слышал сочувствие окружающих. Отца. Стине. Синей Дамы. Он огляделся. Настоятельницы в комнате не было. Она, должно быть, была где-то внутри него. Например, в сердце. Он слышал не голос, а то, что она хотела сказать. Что он израсходовал всю свою энергию. Что он не прорвется туда.

Максимилиан поднял мобильный телефон. Голос его был слишком слаб, и трудно было разобрать, что он говорит. Они склонились над ним.

— Они позвонили, — сказал Максимилиан. — Мои братья по ложе, с Хольмена. Люди из «Конона» пытаются посадить на крышу вертолет. Хотя ветер двадцать метров в секунду.

— Сколько у нас есть времени?

Вопрос задала Стине. Он не понял почему.

— Час.

Ответил ей Франц Фибер.

— Они не смогут посадить вертолет в такую погоду. Но ветер начинает стихать. Через час это станет возможно.

— Мы можем быть там через час, — сказала Стине.

Каспер уставился на нее. Покачал головой.

— Когда-то ты положился на меня, — сказала она. — Можешь еще раз попробовать.

Что-то в нем сдалось. Или лопнуло. Как пружина в какой-то механической игрушке. Внутри него началась молитва. Обращенная к женскому. Деве Марии. Марии Магдалине.

— Хорошо, — ответил он.

Она повернулась на каблуках.

Перед Каспером с кровати поднимался Максимилиан.

Это было все равно что смотреть прямо в могилу. Он был костлявым, словно выживший узник Нойенгамма. И весил, должно быть, меньше пятидесяти килограммов. Его поддерживали уже не биологические процессы. А только воля и нефизическое воодушевление.