Lee - Крылья демона

Стало вполне очевидно, что я нахожусь где-то между 1764 и 1780 годом, поскольку Мария Терезия умерла в 1780 г, а все военные события того времени в Польше приходились именно на этот период.

Хорошо, что империя Габсбургов уже не распространялась на Испанию, иначе мое имя оказалось бы крайне неподходящим.

– Позвольте узнать, Дон Маркус, куда вы направляетесь? – спросил меня граф, уже начиная собирать свое имущество.

– Я ищу способ вернуться на родину в Испанию, – уклончиво ответил я. – Был захвачен в плен к туркам в 64 году, вот сейчас бежал и иду домой.

– Боже мой, – воскликнула графиня, – восемь лет в турецком плену!

– Да, графиня, многое пришлось повидать, – поскромничал я, радуясь тому, что уже определил год – 1772-й.

– Теперь понятен ваш диковинный наряд, – заметил Рутковский, и сделал еще одно предположение по поводу моей шпионской наружности. – Кстати, здорово вы говорите по-польски, практически без акцента.

– Благодарю вас, граф. При испанском дворе я был переводчиком, да и турки именно с этой целью держали меня в ставке, ведь я знаю десять языков, не считая своего испанского.

– Трудно представить, как вам это удалось, – удивилась графиня, которая, похоже, и на родном польском читать не умела.

– Могу предложить вам свою помощь в путешествии до ваших родственников, – решил я сменить скользкую тему.

– О, мы будем вам весьма признательны, наверное, эти разбойники прячутся где-то рядом, – поблагодарил меня граф.

– Кстати, граф, не скажите ли мне: какая сегодня дата? А то у турок свой календарь, и я, признаться, несколько запутался.

– Тридцатое мая, друг мой.

Так, ситуация прояснилась. В 1772 году с мая по июнь я был в Париже, Вене, Праге, Санкт-Петербурге и еще в десятке мелких городов. Чтобы найти себя в этом времени, необходимо выбрать одно-два места в определенное время, где я был точно. Еще все зависит от того, как скоро я доберусь до ближайшей точки пересечения. Так, сегодня я-прошлый нахожусь во Франции, занимаясь вопросами публикации книги Дидро «Философия принципов материи и движения», 5 июня я на день объявлюсь в Петербурге, затем 6-го в Праге, 9-го в Вене. Следующие десять дней я буду в Италии. Что ж, необходимо двигаться в Прагу, чтобы к 6-му июня встретить себя. Тогда, в случае неудачи, у меня будет возможность успеть в Вену, а при самом неблагоприятном развитии событий и в Италию.

Навьючив графское имущество на лошадей, мы двинулись в сторону поместья брата графини, сотника Жешувского воеводства пана Вольдемара Потебни. По дороге граф долго распространялся на тему скорого усиления Речи Посполитой, обосновывал необходимость союзничества с Пруссией для разгрома Австрийской империи и оттеснения русских к их старым границам.

Его безумные планы покорения Европы меня слегка раздражали, поскольку я точно знал, что через год от Польши останется одно географическое название, ее растащат на части ныне воюющие Россия, Пруссия и Австрия. Сама же Речь Посполита, метавшаяся от союза то с одними, то с другими, вскоре перестанет существовать вообще. Основной моей заботой было добраться как можно быстрее до Кракова, а оттуда в Прагу. Вопросы по проблеме как лучше выстраивать драгун для превращения их в рулет из перьев, мяса и железа, меня мало интересовали.

Так, испытывая нарастающее желание набить морду графу за его стремление порезать по-больше соотечественников и еще больше иностранцев, я сопровождал супругов до поместья. Путь через сменяющие друг друга поля, леса и перелески занял у нас оставшуюся половину дня. Осложняли движение два обстоятельства: необходимость вглядываться в чащу, чтобы не попасть в новую засаду, и быстрая утомляемость моих спутников. Только пережитые ими ужасы и перспектива провести ночь в лесу заставляли аристократов двигаться дальше. По мере приближения сумерек, графиня все больше и больше прижималась ко мне, наверное, не особенно полагаясь на сомнительное умение мужа владеть оружием.

Когда мы подошли к воротам, скрывающим обнесенную частоколом и мелким вонючим рвом усадьбу, было уже совсем темно. В окнах миникрепости горел свет, а за воротами слышались голоса часовых. На призывы графа открыть ворота, нам достаточно долго отвечали пожеланиями пройтись к разным родственникам то ли черта, то ли самого часового.

Все же нам удалось обосновать необходимость войти внутрь, после того как к воротам подошел сам пан сотник. Еще минут пятнадцать я наблюдал как сотник, граф и графиня по очереди лупили несчастного охранника, испытывая на нем нагайку, сапоги и черенок от лопаты. Когда все остались удовлетворены результатами проведенной воспитательной работы, мы торжественно переступили порог дома.