Марина Палей - Под небом Африки моей

На следующий день доброхоты, которые работают быстрее любых телетайпных агентств, сообщили мне, что Ванька нашелся. Якобы в три часа ночи он позвонил своей жене – и задал сугубо гностический вопрос:

– Слушай, ты не знаешь, каким образом я оказался в Люберцах?

Спрошено это было с незамутненной интонацией пытливого, бескорыстно преданного науке естествоиспытателя.

Наташа (знавшая от меня о ситуации после кафе «ЖАН») немедленно задала встречный вопрос:

– Сумка с тобой?

На что Иван, научившийся дипломатии, видимо, у самого Ким Ир Сена, ответил вопросом же – притом самым непринужденным:

– Какая сумка?

Когда доброхоты передали мне эту реплику Ивана, у меня отнялись ноги.

После этого, во время подготовки к госам и их сдачи, со мной случился сильнейший nervous breakdown[ 9], который проявился, в частности, кожной аллергией. Сначала дико зачесались ладони, что русские объяснили мне как верный признак близящихся денег – возможно, в компенсацию тому, что деньги я, как и многое другое, утратил (см. список). Вдохновленный такой народной приметой, я, махровый дурак, накатал в милицию заявление на розыски сумки, что было во всех отношениях непросто – хотя бы и потому, что, оказалось – мой паспорт в ней же и остался (забыл включить его в список). Имея в виду это заявление, полагаю, милиционерам – последующей ночью – было чем, помимо обычного, развлечь в постели своих законных и незаконных милиционерок.

Через неделю зуд ладоней стал невыносим, я разодрал кожу до крови. На руках и ногах, на туловище, даже кое-где на лице стали образовываться какие-то светло-розовые – почти белые – крупные пятна неправильной формы, в силу чего доброхоты польстили мне, сказав, что я делаюсь похожим на боливийского ягуара, – и добавили с нескрываемым удовольствием, будто Lauren (о, жестокосердная!) с хохотом обронила: дескать, «Мазаниве все равно вовеки не стать Майклом Джексоном – не стоит даже пытаться».

Как и следовало ожидать (а я-то этой реакции как раз никак не ожидал), симпатии народных масс, полностью и безоговорочно, оказались на стороне Ваньки. Народное бессознательное именно его расценило как жертву, эту жертву жалело, всячески скорбело о ней – и ей горячо сострадало.

Делалось это сугубо заочно, более того, внематериально, т.е. не выходя за рамки «ноосферического», поскольку Иван, объект этого коллективного сострадания, на экзаменах, конечно, не появлялся. (Очевидно, с немалым удовольствием следуя ректорскому запрету.)

Как он действительно мог оказаться той ночью в Люберцах? Ведь чтобы попасть туда, надо было пройти как минимум турникеты метро. А он был пьян до… русскому языку здесь синонимов не занимать… ну, скажем, до предпоследней степени… Однако такие рассуждения – это с моей стороны полный наивняк: и не в таком состоянии бывалые алконавты (частое Ванькино словцо) столичные турникеты проходят…

Главная моя ошибка состоит, видимо, в том, что я пытаюсь применить к Ваньке законы материального мира. Конечно, это законы до отчаянья пошлые. Но если применить к нему мировоззрение эзотериков (а я последнее время в эзотерику довольно-таки глубоко погрузился), то это равноценно признанию того, что Иван – не человек . Не в этическом, сохрани бог, а прямом биологическом смысле. И тогда Ваньку следует – как сказал (правда, по другому поводу) мой родственник, Великий Русский Поэт, – надо воспринимать в соответствии с законами, им же над собой признанными. То есть, говоря конкретней, Ивана Алексеевича Телятникова следует воспринимать в прямой сообразности с игрищами и кознями юрких банных анчуток, с подвохами-забавами насморочных болотных кикимор и т. п. Но с этого же я, собственно, и начинал. Так чего же тогда, дурак, снова завел волынку?!

Кстати сказать, наиболее лояльные ко мне сокурсники, а это были коренные столичные жители, интеллигенты как минимум во втором поколении, из так называемых «хороших семей» (ну-ну!), не преминули мне напомнить: мы же тебя предупреждали! – не водись ты со шпаной, шантрапой, гопником!.. Почему никогда ты не интересовался компатриотами из землячества? Ты же ни на одно приглашение от вашего культурного атташе не откликался, ни на одно! Знал бы этот ваш атташе, с кем ты и что ты! Говорили тебе: зря этому свинству его умиляешься, Ванька тебе все равно устроит… это же не-из-беж-но… Что именно устроит? – меня всегда интересовали точные формулировки. Но зловещие формулировки были неточными: устроит, устроит, не бойся…