Вадим Голубев - Записки генерала Жихарева. Роман ужасов

— Зачем ты людей пытал? — спросил он на очной ставке своего главного подручного Радзивиловского. — Я не давал тебе таких указаний.

— А я знал, что тебе это понравится. Поэтому не только пытал, но и собственноручно расстреливал, — последовал ответ.

Лишь с помощником Ежова по наркомату внутренних дел следователям пришлось повозиться. Это был чрезвычайно упрямый человек с очень тяжелым характером. Кроме Ежова для него не существовало авторитетов. Где бы он не служил, всюду вступал в конфликты с начальством, отказываясь подчас выполнять приказы. Став помощником наркома, он быстро получил два ромба и столько же орденов. Все начальники управлений приползли к нему на поклон. Очень многих погубил этот человек. Настало время, когда в наркомате его стали бояться больше, чем Ежова. Не здравый смысл, а тупое упрямство двигало этим человеком, когда он отказался давать показания. С этим упрямством прошел он многие пытки.

— Знаю. Что мне не жить, но фу-фу из себя сделать я не дам! Я — человек, а вы все — говно, — вися на дыбе, отвечал он на предложения дать показания, и избавиться такой ценой от мучений.

Наконец, Берия решил сам подключиться к допросам этого человека. Велено было принять участие в допросах и Жихареву.

В кабинете наркома в Загородной тюрьме охранники налаживали жаровню. Несколько стальных прутьев лежали на полу. Измученный бывший помощник наркома сидел перед Лаврентием.

— Скушай апельсинчик и будь умницей! Все равно придется говорить, — убеждал его Лаврентий Павлович.

— Все равно говорить не буду и апельсин твой вонючий есть не буду! — отказался тот.

— Не упорствуй! Читал я где-то, как убили в средние века английского короля Эдуарда. Страшная у него смерть была! Неужели ты ее хочешь?

— Читал я об этой смерти в книжонке «Средневековые пытки и казни». Применяли мы все, что там написано ко всякой сволочи. Нравилось мне смотреть, как враги народа под пытками орут и корчатся.

— Будешь упорствовать — применят к тебе…

— Буду! Лучше сдохну под пыткой, но ни на себя, ни на Николая Ивановича клеветать не стану.

— Большую ошибку делаешь. Очень больно будет! Вот и прутики уже раскалились. Берите его! — кивнул Берия подручным.

Преодолев слабое сопротивление подследственного, охранники уложили его на пол. Оголив ягодицы, ввели в задний проход коровий рог. Охранник взял щипцами раскаленный прут и ввел его в рог. Кабинет наполнился запахом горелого мяса. С ревом похожим, на звериный, помощник Ежова потерял сознание. «Приведите его в чувства!» — распорядился Лаврентий.

— Ну, что продолжим? Вот еще новый рог есть… — спросил Берия, крутя в руках новый рог, когда подследственный пришел в себя.

— Ай, нет! Я все подпишу! — застонал тот.

— А вы говорили: «Не дает показаний», — с укором посмотрел сквозь пенсне Лаврентий на свиту следователей. — Зря только человека мучили! Вот мы с Пал Палычем Жихаревым подключились, и человек сразу дал чистосердечные признания, которые учтет суд.

Суд под председательством Ульриха учел все «чистосердечные признания», приговорив Ежова и его приспешников к расстрелу. Казнили в той же Загородной тюрьме.

— Хозяин велел быстро и без излишеств, — сказал Берия, увидев в руках у чинов, пришедших на казнь, стальные прутья и дубинки из самшита.

Ввели Ежова. Ропот чиновников встретил его.

— Мне, мне разрешите, Лаврентий Павлович! — слышались просьбы.

Ежова поставили на колени и зачитали приговор.

— Что же вы, суки, раньше мне зад лизали, а теперь глотки друг другу рвете за то, чтобы меня шлепнуть? — окрысился на чинуш бывший нарком.

— Ты ему честь окажешь! — ткнул Берия пальцев в одного из начальников управлений..

Тот схватил Ежова за волосы и так закрутил их, что приговоренный закрутился вокруг собственной оси. Затем последовал выстрел в затылок. Пуля вышла через правый глаз бывшего наркома и вошла в обшитую матами стену.

— Переверните его мордой вверх! Пусть сообщники видят, что их ждет, — распорядился Берия.

Ввели Фриновского. Увидев тело Ежова, тот отшатнулся, подался назад, закричав: «Не надо!» Двое чинов, слывших раньше друзьями Фриновского, скрутили бывшего первого заместителя наркома, поставили его на колени.

— Не надо! Не надо! — выкрикивал тот.

Выстрел еще одного из чинуш прервал эти вопли.

— Радзивиловского расстреляешь ты, Жихарев! — повернулся Лаврентий к Пашке. — Я слышал, он отказался от твоих услуг, когда вел следствие по делу военных преступников. Теперь он от них не откажется! Радзивиловского поставили на колени. Он пополз от Пашки, оставляя за собой ручеек мочи.