Вадим Голубев - Записки генерала Жихарева. Роман ужасов

Вскоре после похорон Дзержинского Жихарев получил вторую шпалу в петлицу.

— Внеочередным присвоением звания мы отмечаем ваш вклад в борьбу с контрреволюцией и ликвидацию злейшего врага советской власти — Савинкова, — сказал Паукер, поздравляя Пашку.

Арестованный в августе 1924 года при попытке перехода границы руководитель партии эсеров Борис Савинков был приговорен Военной коллегией к расстрелу. Вскоре смертная казнь была заменена 10-летним тюремным заключением. Сталин пристально следил за поведением заключенного. Однако дважды приговоренный к смертной казни еще при царизме, прошедший тюрьмы и ссылки Савинков не был сломлен. Во Внутренней тюрьме на Лубянке он написал две повести «Конь вороной» и «Записки террориста», стихи и статьи. Мало того, Борис Викторович потребовал его освобождения из-под стражи как революционера, внесшего большой вклад в борьбу с самодержавием.

6 мая 1925 года Жихарева вызвал Паукер.

— Есть решение, — сказал он. — Ликвидировать Савинкова. В советских тюрьмах, как вы понимаете, не убивают. В советских тюрьмах кончают жизнь самоубийством, да и то — лишь психически больные люди. Поэтому смерть Савинкова должна быть низменной и ничтожной. Она должна вызвать не жалость, а презрение советских людей.

Пашка знал, что каждое воскресенье Савинкова возят на загородную прогулку. Его старые друзья и помощники Вася Фомин и Тихон Гаврилович продолжали служить на Лубянке. Их-то Жихарев и взял с собой. Из посторонних оставили только латыша-охранника, который всегда сопровождал Савинкова на прогулках. Поехали в Никольское. Там Савинков долго смотрел на Москва-реку. Затем побродили по лесу. Потом раскинули скатерть. Разговаривали мало. Пашка следил, чтобы стакан Савинкова не пустовал. Когда тот выпил бутылку коньяка, вернулись в Москву.

— Эх, Борис Викторович! И что вам у нас не силится? В какой еще стране у заключенных такие условия? — недоумевал латыш-охранник.

Савинков молчал — спиртное привело его в меланхолическое настроение. Неподалеку от Лубянки на него надели наручники. «По уставу положено», — объяснил ему Жихарев. На одном из лестничных пролетов Вася Фомин и Тихон Гаврилович взяли Савинкова под руки.

— Что, падла, свободы захотел? Сейчас ты от всего освободишься! И от жизни — тоже! — с этими словами Пашка принялся бить Бориса Викторовича ногами по животу.

После пятого удара тот перестал вырываться и обмяк. Жихарев подхватил его за ноги, а помощники перекинули Савинкова через перила.

— А ты, чудь белоглазая, что хлебало разинул?! — прикрикнул Тихон Гаврилович на латыша. — Живо вниз! Посмотри, что с ним.

На шум упавшего тела сбежалась охрана.

— Мы с ним как с человеком, а он, гад, сиганул в пролет! — размахивал руками спустившийся вниз Вася Фомин.

Охранники ушли докладывать начальству. Жихарев с подручными склонились над телом.

— Гляди-ка, дышит! — отметил Вася Фомин.

— С такой высоты летел и живой! — удивился Тихон

Гаврилович.

— Кончать его надо! — прошептал Пашка и нанес свой знаменитый удар ногой в висок.

На следующий день в газетах написали, что Савинков выбросился из окна. Ну а латыша-охранника арестовали как немецкого шпиона и в 1937 году уничтожили в лагере.

Дзержинский умер не только потому, что реально мог не допустить всевластие Сталина. «Железный Феликс» знал страшную тайну Хозяина, открыв которую, мог погубить его. В детстве Сталин упал и повредил левую руку. С годами травма переросла в сухотку руки. Она перестала подниматься и стала неработоспособной. Тщательно оберегавший здоровье Хозяин был не на шутку испуган. Кремлевские врачи оказались не в состоянии чем-либо помочь. Иностранных же медиков Сталин боялся, как боялся иностранцев вообще. Обращаться к врачам, не обслуживавшим Кремль, он также не решался, опасаясь, что они его отравят. Но еще больше боялся он, что его физические недуги станут известны общественности. А по мнению Хозяина, вождь в глазах народа должен был иметь богатырское здоровье. Отсюда шла и легенда о богатырском здоровье Ленина. Кроме того, Сталин считал, что из «некремлевских» медиков его могут лечить только врачи с мировым именем. А такие имели совсем непролетарское происхождение. Однако руке становилось все хуже и хуже. После неоднократных уговоров со стороны наркома здравоохранения Сталин решил проконсультироваться с академиком Бехтеревым. Для этого в Москве специально организовали съезд психиатров-невропатологов, почетным председателем которого избрали Бехтерева. В первый день съезда академика привезли к Сталину. Более четырех часов длился осмотр. Его результатами Хозяин остался недоволен: приговор подтвердился — рука неизлечима. Но не этого страшился вождь. Бехтерев сумел распознать психический недуг, точивший генсека. «Обследовал одного сухорукого параноика», — ответил академик на вопрос коллеги по поводу отсутствия на съезде. Бехтерев не знал, что как только он вышел из квартиры Сталина, сразу же был окружен плотным кольцом осведомителей ОГПУ, и не то, что каждый его шаг — каждый вздох берется на карандаш.