Владислав Дорофеев - Выкидыш

Вместе с тем, как мы похожи.

Как и Россия, Германия невыносимо провинциальна. Русский свою провинциальность покрывает страстью, которая, не зная середины, то ведет к абсолютной ненависти, то к совершенной любви. Немец свою провинциальность скрывает за агрессивностью и жесткостью, оставаясь всегда посередине.

В своей провинциальности среднестатистический немец значительно более зол и жесток, в принципе, и вместе боязливее, трясясь о своем положении и заработке, защищая положение и благополучие, то есть свой статус, имя и себя, ибо он, как таковой, существует в этом большом мире, только как неотъемлемая часть маленького провинциального мирка, в котором ему место, его достижениям и его жизни, кроме которых у него ничего больше нет.

Очень тонка пленка внешней благопристойности и добросердечия, при малейшем нарушении незримого, не сформулированного общественного соглашения о соблюдении закона и общественного порядка, немец превращается в часть этого самого закона, и готов растерзать нарушителя порядка и закона общего для всех.

Каждый член немецкого общества встроен в свою ячейку и не может из нее выползти, нарушающий границы и образ, не то чтобы достоин осуждения, он просто отторгается, он делается чужаком, оказывается на окраине общества, члены которого, как муравьи, все набрасываются на него, не договариваясь отдельно, отторгая, окружая стеной непонимания и враждебности.

Немец даже добро делает осознанно, понимая и принимая решение сделать добро. Таким образом, делая добро для себя, для подтверждения своей добропорядочности и благополучия социального. Помогая инвалиду, нищему и сирому, немец помогает прежде себе, поднимая себя самого в собственных глазах и значении, и общественном статусе.

К тому же это и часть общественного негласного договора, общего порядка, участник которого должен соответствовать определенным параметрам. Это и есть национальное немецкое ханжество. Собственно, это и есть новозаветное фарисейство. Что, судя по всему, свойственно западному образу жизни. В принципе, это не плохо. Потому что благотворительность от русского сердца, замечательна, но не постоянна, ибо импульсивна, страстна.

Немецкое общество похоже на муравьиный дом, в котором каждый муравей знает свое дело, ради этого дела рождается, и с этим делом умирает, и ему никогда не позволительно выйти на рамки общепринятого представления об этих правилах и функциях, которые должен выполнять и которым обязан следовать немец.

Немцы. Господь их благополучно забыл. Они копошатся в своем комфорте, и думать забыли об откровении божественном. Их идолы – деньги, успех, карьера, достаток. Они не нуждаются в Боге. И это еще не самое страшное. Страшно будет, когда Господь перестанет нуждаться в немцах.

Немцы могут вовсе не думать о Боге, и им ничего. С них спрос, как с маленьких детей. Никакой.

Только теперь Германия заканчивается для меня. И только так. Германия – это alter ego России. И наоборот. Германия – это страна российских сказок. И наоборот. Германия – это реальность, если Россия – это мистика. И наоборот. Германия удручает, когда Россия радует. И наоборот. Германия – завтра, когда Россия – сегодня. И наоборот.

Я испытываю к Германии ненависть и благодарность одновременно. Ненависть и благодарность – во временном смысле горизонтальны, не вертикальны. Точнее (!): временная (ударение – на третий слог) природа ненависти и благодарности – горизонтальна, не вертикальна.

Германия в моём сердце! Перед отъездом домой в Россию, в последнее германское мое утро, зазвонили все немецкие колокола, побеждая сатанизм. Заканчивалась церковная служба. Германия прощалась со мной и с каждым из нас. Прощалась, чтобы остаться с нами навсегда!

Германия прекрасна. Но эта красота скрыта от поспешного наблюдателя. Немцы очень застенчивы, это внутреннее нежное смущение не терпит постороннего взгляда и скрыто под резкой речью целеустремленных мужчин и твердой походкой уверенных женщин. Немцы очень суеверны, психологически суеверны. Для немца запустить постороннего человека в свой внутренний мир – это всегдашняя и суеверная мука. И немцы природно скромны, не публичны. Для немца – нож по сердцу, болтовня о предстоящих его планах и возможных, в связи с этими планами, результатах.

Ведь и я очень застенчив. И так же, как и немцы, суеверен, психологически суеверен относительно своих, еще не реализованных планов, и в этой связи, скромен природно, не публичен. В этом очень похожи русские и немцы.